все огоньки свечей всколыхнулись и заплясали на своих фитилях. Какие-то мгновения он в упор смотрел Морелю прямо в глаза, словно пронзая его раскаленными прутьями. От такого взгляда Морелю сделалось ох как не по себе. На какое-то время в кабинете повисла немая пауза.
– Хорошо, как вам будет угодно, – наконец проговорил Кальвин, взяв себя в руки, – но пообещайте мне, что вы ни на миг не выпустите эту книгу из своих рук и не передадите её кому бы то ни было, кроме меня.
– Обещаю, мэтр!
– В таком случае идите. Пока занимаетесь этим делом, все остальные препоручите, кому сочтёте нужным. Вечером жду вас с вестями.
День, начавшийся для Мореля столь сумбурно и стремительно, продолжился для него в том же ключе. Медлить было совершенно непозволительно. Вариантов, как эта книга оказалась в бюро канцелярии, а после ожидаемо оказалась в руках Кальвина, было не так много. Весь вчерашний день до полудня Морель провел в канцелярии, никуда не отлучаясь, несколько раз заглядывал в бюро и никакого пакета с книгой там совершенно точно не было. Значит, этот злополучный пакет положили в бюро в то время, когда Морель в канцелярии отсутствовал, то есть с момента много позже полудня и до момента, когда он вернулся с заседания суда глубоким вечером. Самые поздние курьерские экипажи разъезжаются из города задолго до полудня, а все городские ворота закрываются с закатом. Поэтому иноземец, принесший книгу, вряд ли успел покинуть город обычным образом. То, что это был иноземец, для Мореля было очевидно. Качество бумаги, в которую была завернута книга, способ запечатывания пакета, а также способ, коим пакет был доставлен, говорили о том, что приготовлено всё было не в Женеве и человеком с нынешними женевскими манерами не знакомым. Женевские недруги Кальвина, либертины или же прочие, поступили бы гораздо примитивнее в своём желании досадить и уязвить. Эти просто бы написали чернилами на обложке какую-нибудь мерзость и швырнули бы книгу на порог дома. Ни законами города, ни «Церковными ордонансами» это не запрещено, а значит ни коим образом не может быть наказано. В случае же с пакетом были соблюдены все нормы приличия. Итак, если иноземец в городе, то его можно и должно отыскать. Однако если он не найдется, то вся эта история приобретёт другой смысл, куда более зловещий. И дело тут вовсе не в гневе Кальвина. Некто неизвестный проник в эти стены, успешно выполнил свою миссию, целью которой был сам Кальвин, а после incognito выскользнул из наглухо запертого города. Осуществить такое под силу только опытному шпиону, услуги которого мог оплатить персона уровня монар-
ха или герцога. А если Женева заинтересовала кого-то из этих немногих, то дела её плохи.
Отгоняя от себя дурные мысли, Морель решительно принялся за поиски. Не тратя понапрасну времени, особо драгоценного сегодня, он именем Кальвина направил капитану городской стражи два срочных распоряжения. Первое – никого и ни под каким предлогом не выпускать из города без лично его, Мореля, разрешения. Второе – солдат и офицеров, несших вчера караул в здании ратуши и на городской площади, всех до единого немедля направить в канцелярию для допроса.
В ожидании солдат караула Морель со всей строгостью расспросил Анатоля о его вчерашнем дне, но добился немногого. Тот, как оказалось, хоть и должен был неотлучно находиться на своём месте, однако выбегал из канцелярии, выполняя разные поручения. В то время, что он был за своим столом, никто к бюро не подходил.
Приказав Анатолю принести ему образцы книг всех издателей, какие только можно было найти в Женеве, Морель принялся допрашивать солдат. Провозился он с ними изрядно. Выспросил каждого и не по разу кто, когда и где находился, кого видел и что слышал. После долгих разбирательств картина происшедшего немного прояснилась. Незадолго до заката к лейтенанту, производившему смену караула у здания ратуши, обратился некий господин. Благообразный, лет сорока, по виду торговец шёлком средней руки. Сперва он пытался говорить с лейтенантом на местном диалекте, но потом перешел как видно на свой родной французский. В весьма вежливых и почтительных выражениях этот господин просил лейтенанта передать мсье Кальвину вот этот пакет, который он доставил из славного города Лиона. Встретиться лично с мсье Кальвином и самому передать пакет господин, к сожалению, не может, так как сегодня уже поздно, а завтра на рассвете ему предстоит уехать. Лейтенант пытался было отвечать, что его всё это не касается, однако господин был более чем почтителен и настойчив. Одним словом, лейтенант взял у господина этот пакет и, закончив предписанные ему уставом действия, отнёс его в канцелярию. Поскольку там, как на грех, никого не оказалось, он положил злополучный пакет в бюро. Солдаты же, обходящие дозором центральный городской квартал, видели похожего господина входящим в таверну «Пёстрый мешок». Как и когда он оттуда вышел никто из солдат не видел. Это всё, что удалось установить.
Морель отпустил восвояси солдат, но лейтенанта пока оставил при себе. Теперь всего-навсего оставалось найти одного благообразного торговца шёлком из Лиона, скрывшегося вчера в «Пестром мешке». Найти всего за один день единственного человека в многотысячном городе. Возможно ли? Разумеется, нет. Такое невозможно ни в Берне, ни в Париже, ни где-то ещё. Возможно только в единственном городе Европы в Женеве. Поскольку только в Женеве существовала Консистория – собрание достойных и уважаемых людей, церковных пасторов и старост-мирян, чьим предназначением являлось попечение о духовности всех жителей города и его земель, а также ограждение их от всякой скверны. Следуя своему долгу, каждый пастор обязан был знать (и знал!) всех жителей своего городского квартала в лицо и по имени, кто чем занимается, чем живет, о чём думает и на что надеется. Старосты же обязаны были иметь (и имели!) среди жителей всего города своих доверенных людей, кои наблюдали за поведением всех, кто бы то ни был, а о каждом случае неуважительного отношения к нормам «Церковных ордонансов» доносили куда следует. Надо ли говорить, что с такой четко организованной армией соглядатаев и шпионов, коих год от года становилось всё больше (а что делать? Для поддержания чистоты веры всегда нужны чистильщики и в немалом количестве), найти можно было не только человека, но даже потерянную им иголку в позапрошлогоднем стоге сена.
Морель вновь именем Кальвина в срочном порядке созвал всех членов Консистории в зале собраний ратуши. Насколько возможно, разъяснил всем им суть и важность настоятельной просьбы самого мэтра – разыскать пропавшего где-то в городе почтенного господина из
