фургона. Когда он подошел ближе, они смогли его рассмотреть: потрескавшиеся от обезвоживания губы; грязные спутанные волосы, склеенные речным илом; ползущие по плечам вши – память о ночи, проведенной в тюрьме. Он силился улыбнуться, но от усталости лицо плохо его слушалось, и тогда он просто протянул к ним руки. Тинк и Кэти прильнули к нему, и все трое дали наконец волю слезам. Сестры и брат стояли обнявшись и всхлипывали.
– Как я люблю тебя, Том! – наперебой повторяли Тинк и Кэти. – Слава богу, ты дома.
– Я тоже люблю вас, девчонки, – отвечал Том, зарываясь лицом им в плечи.
Глава двенадцатая
Встреча Тома с Джинной была короткой, но душераздирающей. Они просидели на диване в гостиной не больше пятнадцати минут, сплетя руки и не сдерживая слез. Джину и Кэй хотелось поскорее отмыть сына и уложить спать, но они покинули гостиную, давая Тому и Джинне побыть наедине. Джинна утешала его, и, видит бог, Том в этом нуждался.
– Я знаю, что ты не сделал ничего плохого, – сказала она. – Бедный… Но ничего, мы справимся.
Краем сознания, преисполненного облегчения и благодарности, он дивился тому, что она его утешает. Встав с дивана, он склонился над дрожащей Джинной, которая гладила ему лицо, и шепнул ей что-то на ухо – эти слова предназначались ей одной, – поцеловал ее в лоб, вышел из дома и, прихрамывая, направился к фургону.
Начиналась еще одна длинная ночь, вторая ночь без Джулии и Робин. Несмотря на тающую с каждым часом надежду, что они живы, никто не мог решиться окончательно признать их гибель, пока не увидел тел. Время тянулось бесконечно, словно увязая в густом тумане. В ту ночь тоже никто, кроме Тома, не мог уснуть. Зато он спал так крепко, что все остальные, глядя на него, словно набирались сил.
* * *
Воскресное утро седьмого апреля 1991 года началось для Камминсов с очередного газетного заголовка, внушавшего лишь отчаяние и тоску. Первая полоса «Сент-Луис Пост-Диспэтч» сообщала: «Подозреваемый в убийстве двух девушек отпущен на свободу; поиски продолжаются». Имя Тома продолжали чернить.
Он сидел за столом на бабушкиной кухне, заново открывая для себя наслаждение от первой утренней чашки кофе, и осторожно листал газету. Заголовок заставил его скривиться, а каждая новая страница, каждый абзац текста и каждый снимок причиняли ему физическую боль. В конце концов это ему надоело, и он не стал дочитывать статью, в которой его называли «подозреваемым», а потому пропустил следующий пассаж: «С вечера пятницы полиция разыскивает владельца обнаруженного на мосту большого ручного фонарика с гравировкой «Хорн 1». Сержант Дэн Николс из отдела уголовных расследований заявил в субботу, что личность владельца фонарика установлена. На вопрос о том, удалось ли полиции с ним связаться, сержант отвечать отказался».
Внимание Тома привлекла небольшая колонка, посвященная стихам Джулии. Двоюродная сестра улыбалась ему с фотографии, размещенной под заголовком «Пропавшую девушку вспоминают как талантливую поэтессу». Том вздрогнул: перед глазами снова встала картина падения Джулии с моста. Автор колонки цитировал университетского преподавателя, у которого Джулия занималась английским: по его словам, она была «самой многообещающей из его студентов». «Это и я мог бы вам сказать», – подумал Том. Ниже напечатали отрывок из ее стихотворения:
Живя истертыми рукописями
И зачитанными любовными письмами
Мы знали что будет
Мы его дожидались
Писали о нем пророчества
На салфетках в уютных кафе
Раскрашивали мелками
На тротуарах
Том перечитывал эти строчки раз за разом, пока не опустела его чашка кофе. Он знал эти стихи – Джулия прислала их ему в одном из писем. Разумеется, в газете они были напечатаны типографским шрифтом, а не выведены каллиграфическим почерком Джулии, но чувства будили те же самые. Лишь когда стоящие у него в глазах слезы начали грозить стихотворению Джулии полным уничтожением, Том закрыл и отложил газету. Пару минут он просто тихо плакал, но к его горю примешивался страх: он все еще числился подозреваемым.
Искать Ричардсона детективам Тревору и Брауэру практически не пришлось. Они прибыли в квартал, где жил парень, рано утром, когда одни его обитатели выползали из дому в халатах, чтобы взять газету, а другие, облачившись в лучшие костюмы, вели семьи в церковь. Патрульная машина без опознавательных знаков тихо катила по Нортвудсу, стараясь, впрочем безуспешно, не вызвать у прохожих подозрений. Баркен и Эджвуд припарковались у перекрестка, проверили адрес свидетеля и вылезли из машины.
Они не меньше двух минут стучали в дверь, прежде чем она приоткрылась и над цепочкой появилось заспанное лицо Ричардсона.
– Антонио Ричардсон? – спросил детектив Тревор.
– Ага, – ответил тот.
Тревор достал бляху и сунул ее под нос прищурившемуся парню.
– Полиция Сент-Луиса. Мы хотим с вами поговорить. У нас есть основания полагать, что вы являетесь ключевым свидетелем по делу, которое мы расследуем. Откройте дверь, пожалуйста.
Ричардсон громко зевнул и захлопнул дверь. Тревор и Брауэр обменялись встревоженными взглядами, но тут же услышали звяканье откидываемой цепочки. Через секунду Ричардсон открыл дверь. Не потрудившись пригласить детективов войти, он развернулся и поплелся к дивану, на котором, судя по всему, спал. Из одежды на нем были лишь помятые трусы и футболка. Он сел, откинувшись на спинку дивана, и прикрыл голые ноги вязаным шерстяным пледом. Ричардсон потянулся и снова зевнул; он вел себя как типичный шестнадцатилетний подросток, которого меньше всего обрадовало вторжение полицейских, разбудивших его в воскресное утро. Детективы вошли в комнату вслед за парнем и закрыли за собой дверь. Они держались официально, но позволили Ричардсону слушать их вопросы, сидя вразвалку на диване.
– Антонио, тебе известно что-либо о фонарике с гравировкой «Хорн 1»?
На секунду Ричардсона охватила паника, заставившая его проснуться гораздо быстрее, чем неожиданный стук в дверь. Он едва заметно выпрямился, лихорадочно соображая. «Они что-то знают, иначе бы их тут не было», – думал он. И понимал, что хоть в чем-то придется сознаться.
– Ну да, – промямлил он. – Это мой фонарик. Пару дней назад я потерял его на мосту.
– Потому-то мы и здесь, Антонио. Мы не собираемся обвинять тебя в том, что ты украл фонарик у мистера Уайтхорна. Но мы знаем, что в четверг вечером ты был свидетелем происшествия на мосту Чейн-оф-Рокс, и хотим, чтобы ты нам немного помог.
Антонио поерзал на диване и, опираясь на руку, наконец сел прямо. Прикусив губу, он ненадолго задумался, теребя пальцами выбившуюся из пестрого пледа нитку. Детективы молча ждали.
– Ладно, хорошо, – решился Ричардсон. Посмотрел на детективов и продолжил: – Вообще-то я могу кое-что рассказать. Я
