— У нас тут свой разговор, — холодно говорит он, глядя в нашу сторону и наводя дуло пистолета на Клима, после чего со скрипом закрывает двери.
Я ожидаю, что Демид кинется к нему, чтобы защитить отца, но тот кивает понимающе и возвращается к нам.
— Леся, отойди, — просит Костя.
— Я н-не могу.
— Почему? Что такое? — спрашиваю с тревогой.
Она опускает глаза вниз, и я слежу за ее взглядом. Только сейчас до меня доходит, что Леся не просто держит ладонь брата. Она судорожно сжимает своей маленькой ручкой небольшое устройство с кнопкой, так сильно, как только может.
Мы переглядываемся с Костей.
— Давай я буду держать. Осторожно, подними руку, — стараясь скрыть дрожь в голосе и удержать его твердым, прошу я.
— Соня… — плачущим голосом говорит Леся и яростно мотает головой из стороны в сторону.
— Тише, моя хорошая, — я стискиваю ее в объятиях и провожу ладонью по голове, — Все будет в порядке. Просто я буду держать ее.
Она часто кивает, всхлипывая, и все-таки поднимает соединенные вместе ладони перед собой.
— Осторожно, вот так, — бормочу я, медленно отодвигая пальцы Леси в сторону и заменяя их своими. За эти короткие несколько секунд перед глазами проносится вся короткая жизнь и кожей спины я ощущаю, как медленно сползает вниз капелька пота. Слишком много зависит сейчас от меня.
Выдохнуть получается только когда я крепко зажимаю в руке устройство. Перевожу взгляд на Лютого и задаю самый важный сейчас вопрос:
— Т-ты же знаешь, что делать?
— Режь синий провод, — тут же говорит Рокотов.
— Демид, — возражает Лютый.
— Режь! Синий! Ты забыл, где я служил? — почти рычит Демид.
— Я слишком хорошо знаю Клима. Тут любой провод может оказаться детонирующим. Нам нельзя так рисковать. Просто попробуем снять пояс.
— Если мы заденем какой-то провод или вырвем его, то…
Синхронно мы с Лютым резко поворачиваем голову к Рокотову, и он замолкает, натолкнувшись на наши острые взгляды.
— Тише, малыш, все будет хорошо, — говорю я уже мягко, снова глядя на Тимура и стирая его слезы, — Сейчас папа снимет с тебя эту штуку.
— Мама, мне стлашно… — всхлипывает он, дрожа всем телом.
— Не бойся. Все будет хорошо. Ты же веришь мне? — заглядываю я в его глаза, и сын без раздумий кивает в ответ.
— Д-да.
Пока Лютый и Демид занят поясом, на котором отсчитываются минуты до детонации, я поднимаю взгляд на скрип двери и встречаюсь глазами с Бритым. Корнеева нет, и я не сразу осознаю, что произошло. Лишь когда перевожу взгляд за спину мужчины, наталкиваюсь на распластанное на полу тело, под которым растекается что-то темно-багровое. Вздрогнув, смотрю в лицо Бритому. Он помог нам? Невозможно…
— Готово, — произносит Костя, осторожно стаскивая с Тимура пояс и кладя его на землю.
Именно в этот момент сбоку от нас раздается какой-то нечеловеческий вой и, повернув голову на шум, я вижу пришедшего в себя Егора. Он дотягивается до оружия и смотрит туда, где должен был стоять Клим. Глаза Егора наливаются кровью, когда он видит его бездыханное тело.
— На пол! — резко гаркает Лютый, закрывая собой меня и детей.
— Сдохните, сдохните, мрази! — ревет Егор зверем, раз за разом нажимая на спусковой крючок и выпуская в нашу сторону пуля за пулей.
— Бритый! — выдыхаю я, понимая, что нам конец.
Но он закрывает нас собой и выпускает пулю в Егора. Словно в каком-то сне, Бритый медленно падает на колени.
— На выход, быстро! — Демид подхватывает детей и, пригнувшись, бежит к выходу.
— Алексей…
— Сваливайте уже отсюда, — хрипло произносит он, прижимая руку к горлу и захлебываясь собственной кровью.
Широко распахнув глаза, я делаю неосознанно шаг к нему, чтобы помочь, но он тут же гаркает:
— Сваливай, твою мать!
Моргнув, отшатываюсь от резкого окрика. Бритый выхватывает из моей ладони кнопку. Отсчет секунд на дисплее неумолимо подходит к нулю и Лютый перехватывает мой локоть и волоком тащит за собой.
— Прости, Соня, — доносится до меня едва слышный голос Бритого и, обернувшись на бегу, я встречаюсь с его полным сожаления взглядом. Словно он пытался так попросить прощения за то, что сделал когда-то.
На улице Костя подхватывает меня, когда я спотыкаюсь. Мы вылетаем опрометью в забросанный строительным мусором двор с почерневшим остовом внедорожника посередине, и под зычный голос Лютого «Ложись!» синхронно падаем, прижимаясь к земле. Замечаю, что Демида и детей сверху прикрывают телами охранники, а затем и на себе чувствую, как люди Кости закрывают нас своими спинами.
Взрыв разносится по округе оглушительным раскатом, и здание валится вниз, словно карточный домик. Я не вижу этого, только слышу грохот падающих стен. Меня вздергивают от земли, ставят на ноги и подталкивают вперед, подальше от рушащихся на землю кусков кирпичей и взметнувшейся вверх туче пыли.
Едва встречаюсь взглядом с Тимуром, как на инстинкте срываюсь вперед и на бегу ловлю его и Лесю в свои объятия. Малышня ревет наперебой, наверняка перепуганная до чертиков.
— Тише, тише, — прижимая их к себе так крепко, насколько вообще возможно, пытаюсь успокоить я ребятишек, но выходит плохо, потому что я и сама не могу сдержать слез.
— Папочка, у тебя рубашка в крови, — замечает Леся, заикаясь от долгого плача.
Бросаю полный ужаса взгляд на Лютого, но от только мотает в сторону головой, мол, все в порядке. Вот только судя по тому, что одежда быстро пропитывается кровью, его рана ни черта не пустяковая.
— Отвези детей в больницу, — приказывает он кому-то из своих людей.
— Я отвезу вас всех. Давайте в машину, — хмуро командует Демид.
Лютый кивает, зажимая рану в боку.
******
К моменту, когда мы приезжаем в больницу, от кровопотери Костя становится уже бледным. Чтобы не пугать детей, я выхожу с ними первая. Пока Лесю и Тимура проверяют и осматривают, я не нахожу себе места, кусая костяшки пальцев от переполняющей тревоги. Но бросить малышей не могу. Лишь когда после успокоительного они засыпают в небольшой частной палате, я прошу медсестру присмотреть за ними, а сама срываюсь назад в приемный покой.
Следующие два часа я сижу, согнувшись, у отделения, где оперируют Лютого. К началу третьего часа Демид все-таки не выдерживает и поглаживает меня по плечу.
— Соня, все будет хорошо, — говорит он уверенно, — его просто задела пуля, вот и все.
— Вот и все? — парирую я хрипло, — Как вообще эти слова могут успокоить?
— Поверь, не первый раз в жизни он ранен. Выкарабкается и в этот раз.
