Костер, разведённый на гранитном камне, разогнал тьму. Стреноженные кони щипали траву на склоне. Бельгутей жарил на углях вяленое мясо, Хасар нёс дозор, забравшись на изогнутую, раскоряченную сосну. Сквозь древесные кроны проглядывал месяц. Где-то вдали перекликались ночные птицы. Время шло к полуночи.
Темуджин, привалившись к тюку с собольей шубой, смотрел на огонь и мысли его текли легко и ровно, как воды родного Керулена. Голоса он услышал не сразу. Сначала в шум кедровых веток вплелись отдельные слова. Тихий шёпот, похожий на бормотание дряхлого старика, перепившего архи на празднике.
— Темуджин-н-н… Ночь темна… Путь опасен… Остановись… Не ходи к кераитам… Вернись домой… Ночь темна…
Вскинув голову, юноша посмотрел на Бельгутея. Быть может, это хитрый брат вышёптывает исподволь, думая, что может напугать Темуджина? От Бельгутея можно ждать всякого. Второй сын второй жены Есугея, волоокой Сочихэл, он делил с сыновьями Оэлун все тяготы многолетних скитаний. Когда его старший брат Бектер решил предать Темуджина и выдать его таджиутам Таргитай-Кирилтуха, Бельгутей не поддержал брата. Темуджин вдвоём с Хасаром, которому тогда едва исполнилось семь лет, убил Бектера. Убил, чтобы спасти остальных, потому что Таргитай-Кирилтух, вознамерившийся стать ханом, не пощадил бы никого из детей своего мертвого двоюродного брата Есугея.
Перед смертью Бектер просил не трогать Бельгутея. Воля умирающего священна. Темуджин взял с мальчика клятву верности и с тех пор старался, что бы Бельгутей всегда был рядом. Мог сын Сочихэл затаить злобы и готовить месть за брата? Много раз размышлял над этим Темуджин, и всякий раз склонялся к тому, что да, мог. Но шли годы, а Бельгутей оставался верным товарищем своему старшему сводному брату, убийце брата единокровного. Наверное, живи братья вдали друг от друга, все сложилось бы иначе, но Темуджин никогда не отпускал от себя Бельгутея. Он знал — что надето ближе к телу, то сильнее греет.
— Эй, — тихонько позвал брата Темуджин. — Бельгутей! Что ты сказал?
Но тот даже не пошевелился, уткнувшись подбородком в грудь. Палка, которой он помешивал угли, выпала из рук Бельгутея. Трещало в костре подгорающее мясо.
«Уснул», — понял Темуджин. И тут снова зашумела тайга. Голоса накатили с новой силой:
— Темуджин-н-н… Ночь темна… Не ходи к кераитам…
— Во имя Вечного Синего Неба — изыди! — сказал Темуджин, глядя в глаза ночи.
Но священное прозвание Тэнгри не испугало шептунов. Во тьме силы света бессильны. И Темуджин понял, что может надеется только на себя. Он выхватил из костра пылающую ветре, поднялся на ноги.
Голоса окрепли. Они уже не шептали — выли, взвизгивая, словно голодные псы:
— Не ходи к кераитам! Остановись! Это путь смерти!
— Хасар! — закричал Темуджин, размахивая своим факелом. — Ко мне, Хасар!
Брат не отозвался. Тогда Темуджин толкнул ногой спящего Бельгутея. Тот завалился на бок, сладко всхрапнул во сне. «Один, — понял старший сын Есугея-багатура. — Я остался один. Духи Бурхан-халдуна перехитрили меня. Но я не сдамся! Я буду сражаться, как сражался отец!»
Выхватив меч, он двинулся навстречу голосам. Ветер усилился. В лицо Темуджину полетели сорванные с веток листья, кедровые иглы, чешуйки коры.
— Я не боюсь вас! — крикнул юноша, отчаянно размахивая горящей веткой. — Моя дорога — моя судьба!
— Твоя судьба — смерть! — захохотало из тьмы.
— Я не сдамся!
— Ты умрёшь!
— Нет!
Темуджин рванулся в заросли, мечом прорубая себе дорогу.
— Где вы?! Покажитесь!
Он едва успел отскочить — огромный кедр со стоном рухнул на землю в двух шагах от Темуджина. Треск веток заглушил шум ветра и проклятые голоса. Тяжело дыша, юноша опустил факел. Два шага — и ствол дерева раздавил бы его голову, как кусок сушёного творога, переломал бы кости, вдавил бы искалеченное тело во влажный мох.
— Трусы! — Темуджин едва не плакал от бессилия.
В ответ тьма расхохоталась сотней глумливых голос. Они доносились теперь со всех сторон и даже сверху, с затянувшегося низкими тучами неба, хрипло каркало и ухало.
«Пропаду! — отчётливо прозвучало в голове Темуджина. — Сейчас пропаду… Отец! Дай знак, что слышишь меня, подскажи, что делать!» И едва только он воззвал к давно почившему Есугею, как холодный порыв ветра донёс до слуха юноши далёкий волчий вой.
«Тамга! — обожгла Темуджина короткая мысль. — Как я мог забыть! Или… Или это духи Бурхан-халдуна заморочили меня?» Сунув руку под стёганый кафтан-дээл, он сжал в кулаке золотую пластину родовой тамги — и небо над головой Темуджина расколола молния. Громовой грохот сотряс тайгу, горы, и едва не сбил человека с ног. Но страх перед духами уже ушёл, осталось только ярость и ненависть.
— Моя судьба — свет! — выкрикнул Темуджин и сунул затухающую головню в густой кедровый лапник.
Пламя весело побежало по смолистым веткам. Затрещала сгорающая хвоя. Огонь, пожирая её, вырос, разлился окрест, убивая темноту.
— Что ты делаешь?! — в смятении закричали голоса. — Нет! Нет!!
— Да! — теперь уже пришёл черед Темуджина смеяться. — Убирайтесь с моей дороги! Я сожгу ваши леса, я сравняю с землёй ваши горы — но не отступлю. Такова воля Вечного Синего Неба… И МОЯ!
Ответа он не получил. Гудело, набирая все большую силу, пламя. Грохотал над головой гром. Темуджина шатало, как пьяного. Впервые в жизни он сложил волю Тэнгри со своей. Впервые поставил себя вровень с божеством. Шаман Мунлик всегда говорил, что человек — ничто в сравнении с Вечным Синими Небом, и если кто-то дерзнёт покуситься на такой порядок вещей, кара не заставит себя ждать.
Темуджин дерзнул — и теперь ждал возмездия. Оно пришло быстро. Огонь, охватив кусты и деревья окрест, заключил юношу в кольцо. Темуджин уже чувствовал на лице обжигающее дыхание сотворённого им пожара. Трещали, курчавясь, волосы, затлела одежда. Духи оказались правы — он не сумел перехитрить судьбу. И подчинить её себе он тоже не смог. Сгореть заживо — найдётся ли смерть ужаснее этой? Надо молить Тенгри о милости, надо поклониться Вечному Синему Небу и просить пощады…
— Никогда, — сказал огню Темуджин. — Мольба — удел слабых. Я — Темуджин из рода Кият-Борджигин, я сын Есугея-багатура! Я не отступлю!
Молния расколола небеса, ослепив Темуджина. Гром вбил его в землю, но он тут же вскочил, хватая ртом воздух, словно пловец, выбравшийся из воды.
Ливень хлынул с небес сплошной стеной. Огонь опал, зашипел, точно тысяча змей, все вокруг заволокло белёсым дымом. Темуджин закашлялся, упал на одно колено, вонзив в землю меч.
— Брат! Ты где, брат! — послышались позади взволнованные голоса Бельгутея и Хасара.
— Здесь… — отозвался Темуджин и без сил распростёрся в мокрой золе.
Так рассказывал Челло. Серый слушал, затаив дыхание. А Малой, когда Челло закончил говорить, спросил:
