— Как ты можешь говорить так, словно точно знаешь, что мы все придумали с помолвкой? Может я правда что-то чувствую к твоему…
Осеклась, наблюдая, как улыбка Зака становится шире, как обнажаются белые зубы.
Щеки запылали, и я приложила к ним ладони, будто это могло помочь скрыть смущение. Нужно было приложить их раньше и ко рту. Вот тогда от них действительно был бы толк, а сейчас уже поздно, уже все испортила.
— В общем, — прокашлялась я, — зря ты так говоришь. Не дам тебе право произносить тост на свадьбе.
Я поднялась со скамьи, вскинула подбородок и зашагала в направлении Бена. Каяться.
46
Трэйси.
Мне в голову пришла странная мысль: может, мы чем-то похожи? Может, ты тоже ревновала отца и поэтому трепала мне нервы? Может, ты и Броуди заграбастала, потому что тебе необходимо было доказать, что ты лучше меня?
Глупость, да? Нас бессмысленно сравнивать.
Тебе нравится ходить по клубам и извиваться на танцполе, как червяк, которого током бьет. Я же больше похожа на хоббитенка-домоседа, только без волос на ступнях.
Вы с подругами совершаете варварские налеты на магазины одежды во время распродаж. А мне ближе размеренный шоппинг с Келли или вечер за швейной машинкой.
Ты выглядишь как девушка с обложки «Play Boy», а у меня мало того, что плоскость в районе груди и бедра метр в обхвате, так еще и веснушки по всему телу. Впрочем, Бен недавно сказал, что они «одно загляденье».
Я улыбнулась, заскользив пальцами по щекам в крапинку. Бедра же мои он окрестил женственными изгибами, отчего я на секунду забыла, как дышать.
Пожалуй, Трэйси этого писать не стану. Оставлю маленькую радость только для себя.
Слушать тебя так же приятно, как и ремонтные работы в пять утра воскресенья. Мой же голос оказался достаточно хорош, чтобы озвучить пару женских ролей в игре, которую разрабатывал Бен.
И чтобы иногда он мог засыпать под мои убаюкивающие завывания.
Опять же, слишком интимный момент, чтобы делиться им с Трэйси.
К слову, еще одно наше отличие: у тебя есть Броуди и ты скоро выйдешь за него замуж, а у меня есть Бен, но помолвлены мы понарошку.
Вы любите друг друга своей извращенной, идущей по головам, любовью, а нас с Беном связывает более возвышенное чувство.
В голове пронеслась мысль — всего лишь мысль — и руки чуть не оставили ее следом на бумаге.
«Мы любим друг друга на духовном уровне.»
Я долго смотрела на лист с закорючками, которые называю буквами. Учителя в школе всегда говорили, что у меня отвратительный почерк. Обычно в такие моменты я назло начинала писать левой рукой.
— Нет, — заверила сама себя, — я определенно имела ввиду другое.
Хочу сказать лишь, что ему я открываю мысли, доверяю страхи, делюсь секретами.
Возможно, всеми, кроме одного. Того, который появился только что.
Возможно, я люблю Бена не как друга. Возможно, я хочу добавить немного телесного извращения нашему возвышенному чувству.
— Черт.
Никогда не отошлю тебе это письмо. Пожалуй, даже есть смысл сжечь его первым.
И все же подведу итог.
Мы с тобой чуть ли не противоположности, Трэйси, но у нас есть кое-что общее: мы обе любим и хотим, чтобы нас любили.
— Что ж, я поговорил с Заком…
Бен вошел в комнату, и я так резко смяла письмо, что он тут же нахмурился:
— Я не собираюсь подглядывать, Лоис. Косоглазым становится как-то совершенно не хочется. К тому же, во мне все еще живет надежда, что ты сама дашь мне почитать.
«Едва ли, — хмыкнуло мое подсознание. — Лучше съем его, чем дам тебе!»
— Так что там с Заком? — невинно поинтересовалась я и спрятала комок крафтовой бумаги за спиной.
— Ведет себя так же подозрительно, как ты.
— А мистер Бенкс? — я затаила дыхание.
— Пока не знаю, — сказал друг, прикрывая дверь комнаты. — Прячь свое письмо и поговорим, а то мне кажется, ты там уже чистосердечное пишешь со страху.
О, как он прав! Это действительно чистосердечное. Только вот призналась я, видимо, себе и в том, о чем не подозревала до этого момента.
Или просто отчаянно отрицала?
Применчание:
Хо́ббиты — в произведениях Джона Р. Р. Толкина вымышленная человекоподобная раса, представители которой живут оседло в норах под землей, либо в домиках на поверхности, любят спокойную и размеренную жизнь, стараются избегать опасных приключений и почти не покидают свою родину.
47
Я поднималась и опускалась, сидя на спине Бена. Ноги скрещены, ладошки сложены замочком у ступней, а мысли — где-то далеко.
— Шестьдесят восемь, шестьдесят девять, — считала отжимания друга я. — Так ты точно не злишься за то, что я сказала Заку? Семьдесят.
— Нет, — ответил он на выдохе.
— Семьдесят один. Не знаю, что на меня нашло. Может, стоит, семьдесят два, вообще его избегать? Как считаешь? Семьдесят три.
— Может.
— Хотя это будет сложно, особенно если учесть, семьдесят четыре, что завтра его день рождения. Семьдесят пять. Слушай, а если ты будешь говорить за обоих? Семьдесят шесть. Как считаешь, ты хорош в чревовещании? Семьдесят семь. Я могла бы иногда открывать рот, семьдесят восемь, ради приличия. Только не надейся, что я сяду к тебе на колени, семьдесят девять. Да и лишний раз лапать кукол — странная наклонность. Восемьдесят.
Бен поднялся и замер на вытянутых руках. Я слезла с мощной спины и села на пол рядом с мужчиной так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
— Мы ведь уже обсуждали это, Лоис, — мягко сказал он, все еще стоя в планке. — Прошло три дня, а отец все молчит. Либо ты не сказала ничего такого, за что Зак действительно мог зацепиться, либо он не передал это отцу. В любом случае тебе нечего переживать.
И тем не менее я переживала, поэтому и говорила об одном и том же, как заевшая пластинка.
— Ты дословно знаешь, что я сказала.
Кроме части о том, что, возможно, я действительно к тебе что-то чувствую. И теперь ведь точно знаю, что «возможно» лишнее.
