Проповеди в Соборе Святого Эмилиана проходили с большим успехом. Стефанио был прекрасным оратором, и, казалось, весь Треви приходил в храм, когда он проповедовал. Прихожане слушали епископа с трепетным вниманием.
Довольно быстро он приобрел популярность среди горожан. После мессы к нему обращались за советом, дворяне приглашали на обед, а поскольку он разбирался в медицине, то порой и доктора спрашивали его мнение.
Епископство давало неплохой доход, и теперь Стефанио стал не просто обеспеченным, а довольно богатым человеком. Впрочем, со временем он стал понимать, что деньги интересуют его гораздо меньше, чем власть.
Он много работал, писал сочинения, трактаты, иногда выступал с лекциями в местной коллегии иезуитов. Каждый день получал по несколько писем из Рима, среди которых нередко встречались и послания от кардиналов. Стефанио отвечал на спорные богословские вопросы, помогал советами, выполнял просьбы. Все это давало ему возможность хоть немного забыться, отвлечься от своей боли.
Надьо взял под покровительство художественную школу, которую посещал сын, и многих людей искусства в городе. Вскоре к Стефанио за помощью стали обращаться живописцы и поэты со всей округи.
Здесь, в Треви, он гораздо больше времени проводил с Марио. Общее горе сблизило их, а отсутствие у ребенка матери подтолкнуло Стефанио больше времени уделять сыну. Они вместе ходили на службы, в гости к прихожанам, вместе гуляли в саду по вечерам и часами обсуждали живопись. Отец чувствовал, что Марио дорог ему, как никогда раньше.
* * *
Стефанио находился в постоянной переписке с герцогом д'Эсте и знал, что пока все идет по плану. Пора было и ему вступать в игру.
Он отправил длинное письмо старому отцу Полю Лавуазье, который ныне был ректором Венского университета.
«Отец мой, зная, как вы близки с императором Фердинандом, обращаюсь к вам с просьбой. Сейчас, когда по всей Европе бушует война, когда империя только-только начала приходить в себя после монетного кризиса, я с негодованием узнал, что Сиро Кальво, князь да Корреджо, чеканит фальшивые деньги с завышенной реальной ценой. Проще говоря, в золото и серебро, используемое при производстве монет, он добавляет медь, тем самым способствуя понижению их стоимости и получая огромные прибыли. Очень прошу вас, отец мой, известить императора. Насколько я знаю, наказание за фальшивомонетничество для простых людей — смерть. Какую меру изберет Фердинанд в случае с князем, мне неважно, лишь бы прекратился поток низкопробных денег, идущий из его замка».
Последней фразой бывший ученик намекнул, что он лично заинтересован в том, чтобы Сиро получил по заслугам. Отец Поль был очень хитер, и Стефанио не сомневался — он поймет истинный смысл послания.
Через месяц пришел ответ: добрейший отец Поль сообщал, что довел нужную информацию до императора, и тот в бешенстве приказал расследовать деятельность Сиро. Если донос подтвердится, в Корреджо будет направлена комиссия, имеющая право арестовать князя и обыскать замок.
Стефанио удовлетворенно улыбнулся. Приблизительно чего-то такого он и ожидал, значит, пока все идет по плану.
Через три недели пришла еще одна весточка от отца Поля: дознаватели выявили на территории Австрии и Швейцарии немалое количество поддельных монет, и в их изготовлении подозревают владельца Корреджо. На днях из Вены, добавлял ректор, отправляется комиссия в земли князя Сиро.
Прочитав это послание, Стефанио направился в Рим, где сразу же послал за Чикко. Этот воришка, который до сих пор исполнял для него мелкие поручения, превратился в редкого пройдоху, живущего мошенничеством. Он больше не воровал, но беспрестанно выдумывал хитрые комбинации для обмана горожан.
— Я хочу, — тихо сказал Стефанио, когда Чикко явился, — чтоб ты поехал в Модену. Герцог Франческо ждет тебя. Он передаст тебе несколько тонких металлических полос и еще кой-какие мелочи. С ними ты отправишься в Корреджо, в замок князя Сиро. Мне нужно, чтобы ты пробрался туда тайно и нашел монетный двор. Ты оставишь там все, что даст герцог д'Эсте, и скроешься. Понял?
— Ничего не понял, монсеньор, — ухмыльнулся Чикко. — На что же я поеду в Модену и оттуда в Корреджо?
— Я дам достаточно денег, чтобы хватило и на дорогу, и на подкуп охранников замка. Лишнее оставишь себе. Найдешь способ пробраться туда?
— О, можете не беспокоиться, монсеньор, уж что-что, а незаметно прошмыгнуть куда-либо я всегда смогу.
Как только Чикко прибыл в Модену, Франческо д'Эсте тут же принял пройдоху-посланника. Герцог тщательно выполнил разработанный епископом план: начеканил имперских монет с более низким, чем необходимо, содержанием серебра и золота, и отправил фальшивые деньги с надежными людьми в Моравию, Австрию и другие части империи. Конечно, конкретный монетный двор на монетах указан не был, но зато у Стефанио появилась возможность обратить внимание Фердинанда на гуляющие по империи порченые деньги. Комиссия, созванная императором, легко их обнаружила и тем самым получила подтверждение, что кто-то чеканит фальшивые талеры и гульдены. Оставалось лишь проверить замок подозреваемого и найти доказательства. А ими как раз и должны были послужить предоставленные герцогом тонкие металлические полосы, сделанные из серебра заниженной пробы.
Чикко успел в последний момент: едва он подбросил «доказательства» на монетный двор Корреджо, как в замок прибыли комиссары императора. Они нашли как полосы, привезенные мошенником, так и порченые слитки и ленты, которые монетчики Сиро в самом деле использовали для изготовления фальшивых денег.
Князь защищался, как мог, но не смог спастись от обвинения. Посланники Фердинанда обнаружили следы масштабной деятельности по изготовлению низкопробных монет, он тут же был арестован и отправлен в замок Новеллара.
Двумя месяцами позже пришло распоряжение императора о лишении Сиро княжеского титула, и вскоре его владения были конфискованы. Бывший князь протестовал, дело затянулось, и в результате долгих препирательств специальная комиссия вынесла постановление: хотя Сиро и был признан виновным в фальшивомонетничестве, ему предоставили право вернуть княжество при условии выплаты штрафа, который с учетом нанесенного империи вреда составил двести тридцать тысяч флоринов. Сумма оказалась гигантской, и выплатить ее Сиро, конечно, не смог. С несколькими ближайшими слугами он бежал в Мантую и там жил на правах простого дворянина.
Андреа казалось, что жизнь рухнула. Родной замок, в котором он вырос, земля, по которой ходили и которой владели его предки, все это отнято и практически выставлено на продажу: кто первый выплатит проклятые двести тридцать тысяч, тому и достанется его, Андреа, родина.
«И ведь я сам, напугав его завещанием, спровоцировал это! Он отнял у меня все, что я имел, дабы обезопасить своего выродка. Боже, какой же я дурак! Ну ничего, мы еще посмотрим…»
Теперь Андреа было недостаточно простой мести. Он силился придумать что-то жуткое, такое, чтоб Надьо показалось, что небо рухнуло на его проклятую голову! Чтобы он испытывал такую же раздирающую сердце боль, какую сейчас чувствует он, Андреа.
