Я сглотнул. Никогда в жизни я так не нервничал.
Это реально. Это на самом деле. Это произойдет прямо сейчас.
Худшего места для упражнений, чем под флуоресцентнымилампами раздевалки, нельзя было и придумать, но я сидел в кресле, ударяя пострунам. Может, я буду играть хоть чуть-чуть лучше; может, достаточно, чтобыизбавить себя от унижения.
Иногда, играя на своем новом инструменте, я чувствовал, чтопальцы движутся грациознее, чем когда-либо на гитаре. В последнее время ямечтал, чтобы весь мир расширился от размера гитары до размера баса, чтобывнезапно все подстроилось под меня и мои большие, толстые, неуклюжие руки.Однако в данный момент струны баса Перл ощущались в дюйм толщиной и двигались,под моими пальцами медленно и вяло, словно зыбучий песок в ночном кошмаре.
Мос выглядел не намного лучше. Он стоял в углу раздевалки втемных очках и дрожал. Пот покрывал лицо и голые руки.
— Ты выглядишь, как будто у тебя грипп, Мос, —сказал я.
Он покачал головой.
— Мне просто нужна чашка моего чая.
— Почти готово, Мосси.
Чайник был подключен к розетке в стене рядом с тем местом,где сидела Минерва и делала макияж. Она дожидалась, пока он закипит, чтобызаварить какие-то странные травы.
— Твою чашку чая?
Я покачал головой. Жизнь с девушкой превратила Моса в сущегозануду. И все это была моя вина, потому что я посоветовал ему позвонитьМинерве, а сделал я это, потому что разозлился на него за желание переключитьменя на другой инструмент…
Во всем виноват этот тупой бас!
Алана Рей стояла прямо в центре комнаты, глядя на своирастопыренные пальцы. Они были неподвижны, как скала, и от этого она выгляделанезавершенной, как будто все ее подергивания украл Мос.
Вместо обычной армейской куртки на ней поверх джинсов былофотличное японское кимоно. Лично мне никто не сказал, что надо быпринарядиться. Я перевел взгляд на свою неизменную старую футболку. Не глупо.Может толпа освистать меня из-за нее? Сейчас в их шуме явственно слышалосьнетерпение. Все начнется через час, и эта задержка, как все время повторялАстор Михаэле, заставит их по-настоящему завестись…
Но что, если она просто взбесит их?
Перл стояла в противоположном от Моса углу, в том же платье,в котором была в «Красных крысах». Она выглядела физумительно, и я повторял быэто, даже если бы мозги у меня расплавились.
Но она не выглядела счастливой. Она то и дело бормотала себепод нос:
— «Особые гости»? Скорее «Особые дебилы». До сих пор неверится, что мы будем выступать как «Особые гости».
— Группа, которая выступает первой, называется«Плазмодий», — сказал Мос — Ну и название, правда?
Перл посмотрела на него, потом вперила злобный взгляд в Мин.
— Отчасти похоже на «Токсоплазму».
— Нам нужно как можно скорее заиметь настоящееназвание, — заявила Мин, глядя на свое отражение в зеркале и увереннымидвижениями накладывая макияж. На ней было длинное вечернее платье и множествобижутерии. Она совершенно не нервничала и не заметила брошенных на нее взглядовПерл. — Если бы его выбирал Астор Михаэле, там наверняка присутствовало быслово «плазма».
— А что это вообще такое — плазма? — спросил Мос.
— Это слово может означать две вещи, — ответилаАлана Рей. — Наэлектризованный газ и кровь.
— Здорово, — пробормотала Перл. — Какойвариант, по-вашему, ему больше нравится?
Чайник внезапно пронзительно взвизгнул. Минерва отключилаего, налила вскипевшую воду в чашку с травами, и комнату наполнил запахкомпостной кучи.
— Готово, Мос.
Сквозь стены прорвался взрыв звука, сотрясший пол под нами.
— Дерьмо! — прошипел я. — Это первая группа.Мы вторая. То есть следующая.
— Правильно, — заметила Алана Рей.
Живот у меня взбунтовался — прямо как в детстве, когда мнеподарили химический набор, и я проглотил кое-что из него. Нам предстояловстретиться лицом к лицу с потенциально смертоносной толпой всего… черезполчаса.
— Плюс время перенастройки, — добавила Алана Рей.
Я закрыл глаза и прислушался. Пока толпа никого неосвистывала. Может, в конечном счете, они и не такие уж мерзкие. Но «Плазмодий»играл умело; непохоже, что им пришлось перейти на новые инструменты, скажем,месяц назад или около того…
— Вслушайтесь хорошенько, — сказал я. — Ихбасист играет быстрее меня. Все решат, что я слабак.
— Ты не слабак, Захлер, — сказал Мос — И на мойвкус, он играет слишком быстро.
— На такой скорости к утру он будет мертв, —сказала Перл, глядя на свои руки.
— Мертв? — переспросил я. — Что ты имеешь ввиду?
Интересно, люди когда-нибудь умирают на сцене? Типа, отинфаркта? Или их убивают зрители, потому что они слабаки?
— Расслабься, Захлер. — Сейчас Мос пил свой чай,все еще дрожа. Минерва промокала пот на его лице полотенцем. — У тебяполчаса, чтобы взять себя в руки.
Замечательно. Меня уговаривал успокоиться парень, которыйвыглядел так, будто умирает от лихорадки Эбола. Может, Мос потеряет сознание итогда «Особые гости» смогут выступать только после того, как он придет в себя…и у меня появится возможность еще попрактиковаться.
Алана Рей по-прежнему смотрела на свои руки. Уже некотороевремя она совершенно не двигалась, типа дзен-мастера кун-фу, погруженного всозерцание и прозревающего судьбу. Я подумал; что, наверно, и мне следовалонадеть что-нибудь японское — тогда я, по крайней мере, выглядел бы глупо. Хотя,по правде говоря, я и так выглядел глупо. В обычном смысле этого слова.
— Время — странная вещь, Захлер, — сказала АланаРей. — Если как следует сконцентрироваться, тридцать минут могутпоказаться пятью часами.
Но это было не так. Они промчались, словно пять секунд.
А потом в раздевалку вошел Астор Михаэле и сказал, что нампора.
Тысяча их ждала там, и все до одного глядели на нас.
Изредка доносились случайные выкрики — они не былинаправлены конкретно против нас, просто зрители скучали в ожидании началавыступления второй группы. Фанов у нас пока не было — мы с Мосом пригласилинескольких друзей, но они не смогли пройти сюда по возрасту. При виде враждебнонастроенной толпы я внезапно осознал одну важную вещь, которую упускал в своихмечтах рок-звезды: во всех своих фантазиях о том, как я стану знаменит, я ужебыл знаменит, то есть никогда не становился знаменитым. Я никогда не появлялсяперед толпой в первый раз, никому не известный и беззащитный. В моих мечтахэтот ужасный вечер был позади.
