— Вас, — начальник посмотрел на брюнета, — япопрошу лично зайти к Дубняку минут через тридцать и пригласить его ко мне.Предлог придумаете сами — что-нибудь абсолютно невинное, он не долженнасторожиться. И сами же проводите его ко мне. Маловероятно, конечно, но еслибудет сопротивляться — применить силу.
— Слушаюсь, — вытянулся перед ним эффектныйбрюнет.
— Выполняйте. Желаю удачи.
* * *
Дубняк шел по коридору в сопровождении любезного сотрудникаслужбы собственной безопасности, размышляя о своих проблемах. Вызов круководителю грозного подразделения, которого побаивались и недолюбливали(побаивались за принципиальность и непреклонность в борьбе с предателями, анедолюбливали за то, что он, один из немногих, имел прямой доступ к высочайшемуначальству), его смутил, но не испугал — он был чист перед родной организацией.Во всяком случае, почти чист. Группа "У" не в счет — ведь онаработала на ведомство, а не против него.
Однако то, что он услышал от седого человека с прекраснойвоенной выправкой, повергло Дубняка в состояние глубокой депрессии. Он былраздавлен, деморализован.
— Борис Борисович, — обратился к нему руководительслужбы, — мы знаем вас давно. Знаем как прекрасного специалиста,настоящего профессионала, неоднократно делом подтверждавшего свою высокуюквалификацию. Вы пользовались полным доверием руководства, на вас возлагалисьне только ответственные задачи, но и определенные надежды — вы же знаете, какценятся опытные кадры. Когда недавно с нами согласовывали ваше возможноеперемещение на генеральскую должность, мы дали отличную характеристику. Но… Яне берусь пока оценивать то, что мы узнали вчера. И «наверх» я тоже недокладывал — хочу услышать лично от вас, что это все означает. Скажу прямо — ясознательно не стал проводить спецоперацию в полном объеме. Предоставляю вамвозможность дать исчерпывающие объяснения, чтобы помочь нашей службе во всемразобраться. Надеюсь на вашу честность и порядочность даже в том случае, есливы преступили закон и нарушили присягу.
Он протянул одеревеневшему Дубняку распечатки его с Лаймойтелефонных разговоров и, отвернувшись к окну, закончил:
— Читайте. Думайте. Решайте. Я жду.
Читать Дубняку не было надобности, он и так помнил этикоротенькие диалоги. И отлично понимал, что для офицеров службы, борющейся зачистоту рядов, эти тексты — сигнал к немедленному действию.
Интуиция не обманывала его — как он не хотел включать этотпроклятый телефон, как не хотел! Но, с другой стороны, разговор в этом кабинетевсе равно состоялся бы — только позднее, когда проклятая группа "У"попалась бы на какой-нибудь из своих проделок, которые они считают секретнымиоперациями…
Он подумал, что правда о происходящем будет вполне уместна вэтих стенах. Правда в его интерпретации. Как хорошо, что Хомяков умер!Неблагородно все валить на мертвых, но это именно из-за него Дубняк не разогналгруппу "У" сразу — все боялся, что Хомяков оставил дело на контроле ис него рано или поздно спросится.
Его рассказ под диктофон занял около полутора часов. Потомон здесь же, в кабинете, написал подробные показания. После этого руководительслужбы собственной безопасности попросил принести для Дубняка кофе, а сам,забрав исписанные им листы и диктофон, ушел. Выходя из кабинета, он бросил:.
— Борис Борисович, я надеюсь, у вас хватит благоразумияоставаться на месте?
Дубняк, немного оправившийся и уже осваивающий роль невиннойжертвы чудовищных приказов, с обидой ответил:
— Я не предатель, и бежать мне незачем!
Вернувшись примерно через час, руководитель службы сел вкресло и надолго задумался. Потом поднялся, вышел из-за стола и устроилсянапротив Дубняка, который сидел терпеливо и скромно в ожидании решения своейучасти.
— Послушайте, Борис Борисович, — неторопливо началон, — я не хочу питать вас иллюзиями, но и обременять вашу душу лишнимитяготами тоже не желаю. Сейчас мы начнем официальную проверку по всем фактам,которые вы нам сообщили. Если все подтвердится, вы — чисты. Но дело усложняетсятем, что Хомякова нет, а с мертвых, сами понимаете, какой спрос? Ведь на них жеи лишнее свалить можно, согласны? Короче говоря, до окончательного решениявопроса мы будем ходатайствовать о вашем отстранении от работы. Посидите дома,отдохнете. Если все, вами рассказанное, подтвердится, вы вернетесь к своимобязанностям. Обещаю, что в этом случае произошедшее не скажется на вашейдальнейшей карьере. Единственная просьба — пока идет расследование, никуда неуезжать. И приказ — с вашими подопечными из группы "У" никакихконтактов. И еще. Отдайте, пожалуйста, телефон, по которому вы разговаривали сними, и укажите, как можно связаться с командиром. И напоследок вот что.Расскажите, как они выглядят. Все трое. О Лайме Скалбе подробнее. Менячерезвычайно интересует эта, так сказать, пиковая дама.
— Пиковая дама? — пробормотал Дубняк. — Этоне про Лайму. Она так, дамочка.
* * *
Выскочив из ресторана, Лайма поймала такси, чтобы ехать вштаб-квартиру. В свою машину садиться нельзя. Ее могут взорвать или испортитьтормоза — у бандитов выдумки хватит. Шофер, насвистывая, влился в плотный потоктранспорта и заметил:
— А вы в курсе, дамочка, какие сейчас в центре пробки?
— Мне все равно, — потусторонним голосом ответилаЛайма и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. И почти сразу заснула.
Пока такси крутилось по улочкам, ей снились кошмары. Вот онастоит в темном переулке, ночь, идет холодный дождь, а у нее нет даже зонта. Тутиз глубины переулка появляется маленькая сгорбленная фигура, закутанная с ногдо головы в черный плащ, и бредет по тротуару, медленно к ней приближаясь.Лайма делает шаг навстречу, чтобы спросить, нет ли у ночного пешеходачего-нибудь прикрыться от дождя, хотя бы полиэтиленового пакета, и видит, чтоэто — старушенция лет семидесяти, с неприятным морщинистым лицом, крючковатымносом и безгубым ртом. Старуха просеменила мимо, не обращая внимания напротянутую к ней руку. Едва она исчезла, как из мрака и водяной пыли возник,идя точно по ее следам, молодой человек, одетый официантом. На глаза его быланадвинута черная широкополая шляпа, а вокруг шеи несколько раз обернут черныйшарф.
В одной руке странный молодой человек держал небольшойтуристический топорик, в другой — круглый блестящий поднос. На черном лацканеярко выделялся белый прямоугольник. Т??бличка с именем, догадалась Лайма, истала вглядываться, что же там написано. Написано было: «Родион», и Лаймаподумала, что это какая-то организация, а потом вспомнила, что это имя. Тут жеей показались знакомыми и фигура, и повадки молодого человека в черном.Сообразив, что он похож на наглого безымянного официанта, который хотел ееотравить, она преградила ему дорогу и сказала: «Теперь я знаю, как тебя зовут.Говори, почему ты хотел меня убить?» Официант остановился и ответил: «Тыубежала и не заплатила деньги, даже не оставила чаевых. Вот бабка, за которой ягоняюсь уже целую ночь, тоже никогда не оставляла чаевых, ни одного процента,хотя положено как минимум пять от суммы заказа! И поэтому я эту старуху-беспроцентщицусейчас убью топором».
