Мэри Стюарт знала, что главным в жизни Тани стали трое детейГолдмэна от прошлого брака. Ко дню свадьбы мальчикам исполнилось девять ичетырнадцать лет, девочке – одиннадцать. Таня души в них не чаяла. Сыновья былиот нее без ума, дочка и подавно отказывалась верить, что женой ее папы сталасама Таня Томас, Она без устали хвасталась своим везением перед подружками идаже пыталась подражать Тане внешностью и одеждой. Правда, одиннадцатилетнемуребенку это плохо удавалось, и Тане пришлось водить падчерицу по магазинам иодевать, чтобы успокоить. Она отлично ладила с детьми мужа, но твердила, чтохочет родить сама. К моменту замужества с Тони ей стукнул сорок один год, и еемучили сомнения. Тони не слишком желал еще детей, она и не настаивала больше, Вее жизни и без того хватало забот.
За первые два года их брака она провела один за другим дваконцертных тура, но не давали покоя журналы, с которыми Таня затеяла двасудебных разбирательства. В такой обстановке трудно сохранить рассудок, но онапродолжала дарить любовь детям Тони. Муж даже признавался, что в ее лице ониполучили лучшую мать, чем его первая жена. Впрочем, Мэри Стюарт насторожилоодно обстоятельство. При всей расположенности к ней Тони Таня занимается своимиделами одна. Самостоятельно нанимает менеджеров и адвокатов, устраиваетконцертные туры, сама разбирается с угрозами покушения, сама переживает всетревоги и невзгоды. Тони тем временем занимался своим бизнесом и играл сприятелями в гольф в Палм-Спрингсе.
Жизнь Тани его волновала меньше, чем надеялась Мэри Стюарт.Ей лучше других известно, как нелегко живется подруге, как ей бывает одиноко,как напряженно она трудится и как жестоки порой требования неистовыхпоклонников, какую боль причиняют предательства. Как ни странно, Таня редкожаловалась на жизнь, чем вызывала у Мэри Стюарт еще большее восхищение. Правда,миссис Уолкер раздражала самоуверенность Тони перед телекамерой, когда онишествуют за очередным «Оскаром» или «Грэмми». Казалось, в радостные моменты онтут как тут, а в трудные до него не докричишься. Об этом Мэри Стюарт вспомнилаи сейчас, когда Таня упомянула жену инструктора, вздумавшую угрожать ей судом.
– Тони тоже не в восторге, – тихо проговорила Таня.Мэри Стюарт встревожил ее тон. В нем угадывались тревога и одиночество. Слишкомдолго ей приходилось вести одни и те же бои, а бесконечная война изматываетсилы. – Всякий раз, когда газеты или журналы клевещут, будто я завелалюбовника, он начинает нервничать, говорит, что я компрометирую его переддрузьями. Что ж, его можно понять.
Она обреченно вздохнула. Здесь подруга совершенно бессильна:унять клеветников нет никакой возможности. Пресса обожала ее травить. Продажныерепортеришки отказывались верить, что Таня – обычная женщина, предпочитающая шампанскомузаурядный «Доктор Пеппер», – ведь такая информация не способствует повышениютиража их желтых листков.
Таня долгие годы оставалась блондинкой с роскошнымиволосами, огромными синими глазами, потрясающей фигурой и с помощью косметикисохраняла облик юной грешницы. В настоящий момент она представляласьтридцатишестилетней, ей удалось зарыть где-то восемь лет, но Мэри Стюарт, ееровесница, не винила подругу – такова жизнь на виду.
– Мне самой не слишком нравится, когда про меняболтают, будто я меняю любовников. Да и те, кого мне сулят в ухажеры, такиечудные, что я махнула бы на все это рукой, если бы не Тони. И дети. – Клеветаставила в трудное положение всех, но борьба за свою репутацию заведомо обреченана поражение. – Такое впечатление, что компьютерный перечень возможныхкавалеров давно исчерпан, вот они и называют кого попало.
Таня положила ноги на кофейный столик и прикрыла глаза,представляя себе Мэри Стюарт. Подруги не болтали уже несколько месяцев. Из ихкомпании они сохранили самые тесные связи. Мэри Стюарт много лет назад потеряласлед Зои, да и Таня почти тоже, Она и Зоя перезванивались раз в год, а то и вдва, посылали друг другу рождественские открытки. Таня знала, что Зоя работаетврачом-терапевтом в Сан-Франциско. Так и не вышла замуж, не родила детей. Онацеликом ушла в работу и даже в свободное время вела прием в бесплатной клиникедля неимущих пациентов. Именно такая жизнь влекла ее с ранней молодости, Таняне виделась с ней вот уже пять лет, то есть с последнего своего концерта в Сан-Франциско.
– А ты как? – поинтересовалась вдруг Таня у МэриСтюарт. – Как тебе живется? – Вопрос был задан проникновенным тоном, но МэриСтюарт была наготове.
– Все в порядке. Занимаюсь прежними делами;благотворительные комитеты, собрания, помощь гарлемскому приюту. Сегодняпровела весь день в Метрополитен-музее – обсуждали большое мероприятие,запланированное на сентябрь. – Голос ее звучал ровно, тон хладнокровен. Но Танядостаточно хорошо знала подругу, и Мэри Стюарт не питала на сей счет никаких иллюзий– она многих могла ввести в заблуждение, порой даже Билла, но Таню – никогда.
– Я не об этом. – Последовала длительная пауза: обе незнали, что сказать. Таня ждала ответа Мэри Стюарт. – Я о том, как тебе живется.По правде.
Мэри Стюарт вздохнула и посмотрела в окно. На улице ужесовсем стемнело. Она была одна в квартире. Так в одиночестве она провела ужебольше года.
– Все в порядке. – Ее голос дрожал, но чтобы распознатьэту дрожь, надо было обладать тончайшим слухом и чутьем. Год назад,встретившись с Мэри Стюарт в ужасный дождливый день, Таня увидела женщину,готовую поставить крест на собственной жизни. – Помаленьку привыкаю.
Сколько же всего переменилось! Гораздо больше, чем онаожидала.
– А Билл?
– Он тоже ничего. Наверное. Я его почти не вижу.
– Звучит не слишком бодро. – Повисла новаяпродолжительная пауза. Впрочем, рассудила Таня, они давно к этому привыкли. –Как Алиса?
– Надеюсь, хорошо. Ей очень нравится в Париже. Черезнесколько недель я полечу к ней. Мы вместе немного отдохнем в Европе. У Биллакрупный процесс в Лондоне, он проведет там все лето. Вот я и решила съездить кдочери.
Эта тема придала голосу Мэри Стюарт больше бодрости. Таняулыбнулась. Мало к кому она относилась так хорошо, как к Алисе Уолкер.
– Ты будешь с ним?– спросила Таня со своим тягучимюжным акцентом.
Мэри Стюарт помялась, потом быстро ответила:
– Нет. Во время таких процессов он бывает слишкомзанят, чтобы обращать на меня внимание. К тому же здесь у меня масса дел.
Масса дел... Она знала все правильные слова – язык прикрытия,язык отчаяния: «Обязательно надо как-нибудь встретиться... Нет, все простоотлично... Дела идут великолепно... Билл сейчас просто утонул в работе... Он вотъезде... У меня совещание... Надо составить список комитета... Еду в центр...Еду обратно... В Европу, к дочери...» Тактика игры в прятки, умение произноситьнужные слова, потребность в одиночестве, в молчании. Так она забивалась в угол,чтобы молча горевать, не привлекая к себе внимания и не напрашиваясь нажалость. Так она отталкивала от себя всех, чтобы не объяснять, как худо обстоятдела.
