— Я могу оставить вас одну?
— Это ведь всего лишь мебель. — Она устало улыбнулась. — Все будет хорошо.
Но на ее лице было написано отчаяние, а поникшие плечи говорили сами за себя.
Клинт забыл свое решение не вмешиваться, и мягко положил руку ей на плечо. Она слишком хрупкая для своей ноши.
— Пойдемте. Вы сядете на диван и расслабитесь, а я помою посуду.
Только сейчас он заметил в кухне Ханну. Девчушка стояла на стуле перед раковиной. Волосы, передник, одежда — все было мокрым насквозь.
— Смотри, мама! Я сама все сделала и только совсем чуть-чуть водяная.
— Чуть-чуть водяная? — Уголки рта Элис дрогнули, и она расхохоталась. Ханна тоже захихикала, и даже Клинт не смог сдержать улыбки.
Кукушка скрипнула и прокуковала десять раз. Уходить слишком поздно. Завтра он поищет себе другую комнату.
Клинт знал, что это сон.
Он стоит перед своим домом и смотрит вверх, на окно спальни. Там Линн; она укачивает их маленькую дочку. Его сердце переполнено любовью и нежностью к ним обеим.
— Айрин соскучилась по своему папочке. Поднимайся! — весело кричит ему Линн.
Клинт спешит к ним. Он смеется и нажимает дверную ручку. Но дверь заперта. И вдруг он чувствует запах дыма.
— Помоги нам! — в панике кричит Линн.
— Где вы? Я ничего не вижу.
Изо всех сил он колотит по дверному стеклу, пока не начинают болеть руки. Но стекло не бьется.
— Скорее! Скорее! Торопись! — смертельный страх в ее голосе рвет ему сердце.
— Держитесь! Еще чуть-чуть! Я спасу вас!
Наконец дверь поддалась. Он мчится вверх по лестнице; сплошной дым и пламя. Он перепрыгивает через две ступени, но не продвигается ни на шаг. Чем быстрее он движется, тем дальше от него дочь и жена. Беспомощные крики Линн звучат в его ушах, потом они делаются все тише, тише и наконец замирают.
— Нет! — Клинт подскочил на кровати.
Сердце бешено колотилось. Он включил свет, и ему потребовалось время, чтобы сообразить, где он. Это не Сиэтл. Это комната в доме Элис…
Четыре года назад у него тоже был дом, полный любви. Его жена, его маленькая дочка и он — счастливая семья.
Если бы он тогда не забыл вовремя купить подгузники, то не ушел бы из дома, сумел бы потушить огонь и спасти их. Почему они умерли, а он остался жить?
Нужно встать, иначе он спятит. Он влез в джинсы и пошел на ощупь вниз по темной лестнице. За распахнутым окном Луна окутывала двор серебряным светом.
— Что вы здесь делаете? — Элис неслышно приблизилась босиком.
Он вздрогнул и обернулся.
— Я вас разбудил?
— Нет. Иногда мне не спится.
Он собрался уйти, но она продолжила:
— Как правило, со сном у меня нет проблем. Но сегодня я слишком перенервничала. Я как раз собиралась выпить горячего молока. Я приготовлю и для вас чашечку.
Он не хотел ни горячего молока, ни ее общества. Но и вернуться в свою комнату тоже не мог.
— Почему бы нет? Когда я был маленьким, мама тоже иногда делала мне на ночь теплое молоко.
Элис помешивала молоко длинной деревянной ложкой.
Он смотрел на нее и понемногу успокаивался. Жуткие воспоминания ненадолго отпустили его. Может, они дольше не вернутся, если поболтать с Элис?
— Вы всегда жили в этом доме?
— Нет, мы с мамой жили в Индианаполисе, пока мне не исполнилось двенадцать. Тогда я даже не подозревала, что здесь есть родственники.
Клинт почти не следил за ее рассказом. Просто слушал ее голос.
— Потом мама погибла в автокатастрофе. У нас практически не было друзей, потому что мы все время переезжали. Это было ужасное время. Я чувствовала себя до отчаяния одинокой.
Клинт молча кивнул. Он знал, что такое одиночество. И боль. Днем он мог прогнать свои воспоминания. Но ночью они порой брали верх. Он подавил озноб и попытался сосредоточиться на словах Элис.
— …а потом я узнала о тете Фионе. Она жила в этом доме, и я переехала к ней.
— Сочувствую вам по поводу вашей матери, — хрипло произнес он.
— Спасибо. Но это было очень давно, в другой жизни. Когда я оглядываюсь назад, понимаю, что переезд к тетушке был лучшим, что могло со мной произойти. — Мягкая улыбка легла на лицо Элис. — Она никогда не была замужем. Для пятидесятипятилетней женщины определенно непростая задача поладить с девочкой-подростком. Но она никогда этого не показывала. Она всегда относилась ко мне, как к дочери. Мы прожили вместе десять чудесных лет. — Она вздохнула. — Мне очень ее недостает.
Клинт оцепенел, увидев, как влажно заблестели ее глаза. Не хватало еще, чтобы она расплакалась — что ему тогда делать? Он попытался продолжить разговор:
— От чего она умерла?
— Рак. Она умерла незадолго до рождения Ханны. Все ее сбережения ушли на врачей. Она завещала мне этот дом. Тогда он не был заложен. Но для операции Ханны мне пришлось брать ссуду. Под залог дома, естественно.
— Операция ведь прошла успешно?
— Да. Остались только шрам, вы его видели, и невыплаченная закладная.
Она шумно выдохнула. Стало быть, вот откуда долги.
— А где в это время был отец Ханны?
Ее взгляд сделался жестким.
— Не знаю и знать не хочу. Узнав, что я беременна, он в тот же день уехал из города. С тех пор никто ничего о нем не слыхал.
Бросить в беде женщину, которая носит твоего ребенка!
— Подлец!
— Да, это он. Но все равно, я рада, что встретила его, иначе бы у меня не было Ханны.
Она разлила молоко по кружкам и присела к столу.
Клинт остался стоять. Он не хотел, чтоб она на него смотрела. По его глазам легко понять, что он за тип — нисколько не лучше папаши Ханны. Человек, который бросил в беде свою семью, когда она нуждалась в нем больше всего. Но Элис с улыбкой предложила ему сесть, и он не смог отказаться.
— Я вас совершенно заболтала. — Элис вытянула губы трубочкой и подула на молоко, попробовала и потом с удовольствием облизнулась.
Душевные силы Клинта были на исходе, однако его плоть отреагировала немедленно. Какая же она соблазнительная!
— Теперь ваш черед, Клинт. Откуда вы?
— Из Сиэтла. Там у меня был дом. — Боль обрушилась водопадом. Какого лешего надо было упоминать про дом? Он залпом проглотил горячее молоко.
— Был?
Она безумно соблазнительная, только слишком любопытная.
— Хотите поиграть в вопрос-ответ?
По ее лицу он видел, что грубый тон ее шокировал. Ну хоть сейчас поймет и прекратит лезть в чужие дела. Стул царапнул по линолеуму, так резко он поднялся.
