Я собираюсь с мыслями и возвращаюсь обратно в комнату. Мария сидит на своей кровати, скрестив ноги, и читает журнал. Закрывая дверь, я улыбаюсь ей, и она одаривает меня ответной улыбкой. Я хочу ей что-то сказать, хочу спросить, кем она хочет стать, когда вырастет, является ли это её конечной целью или всего лишь отправной точкой, хочу спросить, нервничает ли она, радуется или боится, а может быть, всё сразу. Затем до меня доходит, что сама я не смогла бы дать ответы на эти вопросы.
Любимая учительница по истории в старших классах однажды сказала мне, что нельзя делать выводы, основанные на том, кем я не являюсь. Она сказала, что группе людей проще сблизиться на почве общей ненависти к чему-то или кому-то, чем на почве любви. Но в итоге группа, объединённая на почве ненависти, всегда будет слабее.
Теперь я понимаю, она пыталась сказать, что в конечном итоге сильнее всего всегда будет любовь. Но знаете, в чём фишка с любовью, особенно с любовью к себе за то, кем ты являешься… Это тяжелее, чем ненавидеть себя за то, кем ты не являешься. Особенно, когда тебе восемнадцать. Я знаю, что дома я не вписывалась. Знаю, что в родном городе меня больше ненавидели, или по крайней мере не понимали, за то, кем я не являлась, чем любили за то, кем я была. И я хотела сказать Марии, хотела сказать самой себе, что тут я надеюсь не просто вписываться. Я надеюсь найти своё место. Надеюсь, что здесь меня полюбят. В кои-то веки.
Я переставляю туалетные принадлежности, делаю последние приготовления к завтрашнему дню, а затем больше не могу держать всё в себе.
– Много криков сегодня, – говорю я, стоя спиной к Марии.
Не хочу видеть, как она разозлится из-за моих попыток заговорить с ней. Когда тишина в комнате затягивается на долю секунды дольше необходимого, я заставляю себя обернуться. Мария грызёт кончик ручки и смотрит на меня. Её лицо… Я не знаю… Я недостаточно хорошо её знаю, чтобы определить выражение её лица.
– Ага, – наконец отвечает она. «Тааааак». Я вымучиваю натянутую улыбку и киваю.
– Готова гасить свет? – спрашиваю я, медленно умирая внутри.
Мария утвердительно кивает, убирает ручку с журналом на столик и забирается под одеяло. Она вертится и возится, и крутится под одеялом, словно пытается устроиться поудобнее. Наконец…
– Вырубай.
Я выключаю свет, и затем впотьмах прокладываю путь до кровати. Я шаркаю и скольжу ногами по полу тёмной комнаты, пытаясь ни во что не врезаться. Мне кажется, что на дорогу от выключателя до кровати ушёл целый час. Наконец я забираюсь под одеяло, поворачиваюсь на левый бок – как обычно – и пытаюсь взбить стандартную тощую подушку. Воцаряется тишина, и я начинаю проклинать тот миг, когда решила заговорить, а не оставаться хладнокровной. И когда я, наконец, научусь?
– Сегодня был лучший день в моей жизни, – тихий и чёткий голос Марии разрезает оглушительную тишину. Мою улыбку можно засечь из космоса.
– И в моей тоже.
– Спокойной ночи, Дэнверс.
– Спокойной ночи, Рамбо.
«П-51Д Мустанг», «Пайпер Саратога», «Бичкрафт», «Сессна», «Маркетти»…
ГЛАВА 3
Я просыпаюсь от того, что Мария шнурует кроссовки. За окном ещё темно.
– Я что, пропустила подъём?! – Разве что не кричу я, уже паникуя и лихорадочно разыскивая в темноте часы. Когда я, наконец, нахожу их, на циферблате отражается всего 3:23 утра. Печально.
– Нет, у тебя есть еще около часа, – отвечает она, натягивая вторую кроссовку.
– На пробежку собралась? – спрашиваю я.
Даже в такой темноте я вижу, что она смотрит на меня со всё тем же едва заметным наклоном головы. Я понимаю, что мой вопрос в самом лучшем случае был очевидным, а в худшем – напрочь идиотским.
– Ну да. Что я хотела спросить-то… я хочу… Можно с тобой? Не возражаешь против компании?
– Если соберёшься за семь минут, Дэнверс, то можешь присоединиться, – отвечает она, завязывая шнурки на второй кроссовке.
Я резко вскакиваю с кровати и заправляю постель, пользуясь рулеткой и гиперфокусированной концентрацией.
Пока я вытаскиваю кроссовки из своего шкафчика, квитанция, которую мне выписала патрульная Райт, выпадает из моей сумки и пикирует на пол. Мария поднимает её и протягивает мне, на её лице читается невысказанный вопрос. Я забираю квитанцию, запихиваю обратно в сумку, сажусь на кровати и начинаю шнуровать кроссовки.
– По пути сюда у меня были кое-какие проблемы со служителями закона, – поясняю я, зашнуровывая кроссовку. Мария ждёт. – Но она отпустила меня, ограничившись предупреждением. Или, скорее уж, советом. «Позволь себе учиться». Написала его на штрафной квитанции, чтобы я… ну, знаешь, уж точно не забыла.
– «Позволь себе учиться»? – переспрашивает Мария.
– Ага, это…
– Типа… познай саму себя?
– Я… хм… знаешь, как-то не думала об этом под таким углом, – признаюсь я, качая головой.
– А как ещё можно это трактовать? – интересуется Мария, пока мы направляемся к плацу. В ночном воздухе царят тишина и покой.
– Я думала, она говорит в целом о ВВС, и всё такое.
Мы доходим до беговых дорожек и начинаем растяжку. Я замечаю на противоположной стороне плаца двух кадетов из другого крыла, которые разминаются в точности как мы.
– ВВС и всё такое? – переспрашивает Мария, не в силах сдержать улыбку.
– А разве это не официальное название? – смеюсь я.
– О, безусловно. Мне кажется, я видела эти слова на плакате на призывном пункте, – Мария тянет руки вверх, а затем сгибает их. – Целься выше и выучи все авиационные штуки, – я хихикаю, а затем наклоняюсь и касаюсь носков кроссовок, ощущая, как разминаются мышцы спины.
– Бегала стометровку в школе? – спрашиваю я слегка отрывистым голосом, поскольку продолжаю разминаться.
– Иногда, – отвечает Мария, но по её ухмылке я могу судить, что «иногда» в данном случае является преуменьшением века. – А ты?
– Иногда, – говорю я, последовав её примеру. На этот раз она улыбается во все тридцать два зуба, несколько раз подпрыгивает, и её дыхание облачками пара заполняет пространство между нами.
Мы бежим с комфортной скоростью. Ни одной из нас неохота выгореть ещё перед первыми физическими испытаниями этого дня. Сегодня мы будем бегать на время два с половиной километра, затем по минуте отжиматься, приседать и подтягиваться. Когда мы добегаем до первого поворота, наши шаги уже звучат в унисон, почти гипнотизирующий звук. Я бы не возражала начинать так каждое утро. Тихая и спокойная пробежка в прохладном утреннем воздухе, совсем как дома. Я как-то и не думала, что ежедневная пробежка сможет стать частью моего нового режима дня, частью новой меня. Я предполагала, что придётся оставить позади всё, что делало меня… мною. Я думала, что буду сильнее, если оставлю багаж прошлого позади. Словно старенький дом, который сносят бульдозером ради земли, на которой можно построить новый домик, лучше прежнего. Почему я даже не подумала о том, что те вещи, благодаря которым я сюда попала, могут помочь преуспеть здесь?
