— Ты собираешься что-нибудь делать по этомуповоду? — спросил он, пораженный ее непреклонностью. Ему казалось, чторано или поздно она захочет детей, и со временем он стал бояться этого.
— Я не думаю, что мы должны что-то делать. Получаетсякакая-то гадкая ситуация. Понимаешь, мы же в принципе можем себе позволитьзавести ребенка… но у меня просто не хватит на это времени и… сил,конечно, — тщательно подбирала слова Алекс. — Когда мы обсуждали этов последний раз, я поняла, что дело именно в этом. Тогда мы исчерпали вопрос.Мы были так счастливы… а теперь — бац! — и мы ждем ребенка.
Сэм уныло усмехнулся:
— Какая злая шутка, правда? Когда мы в конце концовотказались от этой идеи, ты забеременела. Нет, в жизни все-таки много подводныхкамней. — Сэм употребил одно из самых любимых своих выражений, и на этотраз оно было вполне уместно. — Ладно, что мы будем делать?
— Я не знаю, — со слезами ответила Алекс. Ей нехотелось ни делать аборт, ни рожать. После двух недель мучительных размышленийони все-таки решили ничего не предпринимать и сохранить ребенка. Алекс считала,что с точки зрения морали они не имеют права выбирать, и Сэм согласился с нею.Они пытались относиться к грядущему пополнению семейства философски, ноникакого энтузиазма у них не было. Алекс впадала в депрессию всякий раз, когдадумала об этом, а Сэм, казалось, вообще забыл о ребенке. А когда они обсуждалиэту тему, что случалось весьма и весьма редко, то со стороны могло показаться,что они говорят о какой-то временной болезни. Ни Алекс, ни Сэм не ждалирождения ребенка с нетерпением; им это представлялось событием, с которым импредстояло смириться, и они оба с ужасом думали о том, через что им придетсяпройти.
Через четыре недели Алекс вернулась с работы рано. Ее сильнотошнило, а живот просто разрывался на части от боли.
Швейцар помог ей выйти из такси и внес в подъезд ее кейс.
«Вам плохо?» — обеспокоенно спрашивал он. Алекс заверила егов том, что чувствует себя превосходно, хотя лицо ее было белым как бумага. Онаподнялась на лифте и еле дотащилась до дверей квартиры; к счастью, дома быладомработница, потому что через полчаса Алекс залила кровью всю ванную и почтипотеряла сознание. Домработница сама привезла ее в больницу и позвонила Сэму наработу. К тому моменту, когда он добрался до больницы, Алекс уже была наоперационном столе. Они потеряли своего ребенка.
Оба они ждали, что почувствуют сильное облегчение. Источниких мучений исчез сам собой. Но стоило Алекс проснуться после наркоза вотдельной палате, как она поняла, что пережить это будет не так-то легко. Обоихохватили скорбь и ощущение вины, и все те чувства по отношению к ихнерожденному ребенку, которые она в себе так старательно сдерживала, нахлынулина нее сейчас, когда было уже поздно — вся любовь, страх, стыд, сожаление итоска. Это был самый тяжелый момент в ее жизни, заставивший Алекс открыть в себенечто такое, о чем она и не подозревала. Может быть, раньше этого действительноне было, но сейчас она была вся переполнена новыми переживаниями. И теперь ейхотелось только одного — заполнить образовавшуюся после выкидыша саднящуюпустоту новым ребенком. Сэм чувствовал то же самое.
Вдвоем они оплакали народившегося младенца, и когда наследующей неделе Алекс вернулась на работу, она еще не вполне отошла отпотрясения.
Затем последовали праздничные дни. Супруги уехали изНью-Йорка, чтобы как следует все обсудить, и окончательно решили, что им нуженеще один ребенок. Они не знали, что это — реакция на происшедшее илидействительное желание иметь детей, но одно они понимали хорошо — в их жизнипроизошло важное изменение.
Внезапно им обоим захотелось стать родителями.
Однако им хватило разума прийти к выводу, что нужноподождать несколько месяцев, чтобы выяснить, насколько глубоки их чувства. Ноэто оказалось невозможным. Через два месяца после своего тяжелого выкидышаАлекс с едва скрываемым ликованием сообщила Сэму, что она опять беременна.
На этот раз в отличие от первого они отпраздновали этуновость, не однажды, впрочем, сплюнув через левое плечо, — ведь Алексмогла потерять и этого ребенка. В конце концов, она была тридцативосьмилетнейнерожавшей женщиной. Однако у нее было отменное здоровье, и врач заверил ее втом, что на этот раз никаких проблем возникнуть не должно.
— Чудаки мы с тобой, вот что я тебе скажу, —задумчиво произнесла Алекс однажды вечером, лежа в постели и поедая печенье.Вся кровать была в крошках, но Алекс уверяла мужа, что ее желудок только этопеченье и переносит. — Мы совершенно свихнулись. Четыре месяца назад мыбыли на грани отчаяния от перспективы родить ребенка, а теперь мы выбираем имя,и я читаю в журналах какие-то дурацкие советы о том, что подвесить надкроваткой. По-моему, у меня крыша поехала.
— Может быть, — нежно улыбнулся Сэм. — Тызнаешь, мне становится все тяжелее делить с тобой супружеское ложе.
Я и не подозревал, что крошки от печенья могут значить такмного. Как ты считаешь, ты всю беременность будешь есть только его или этопристрастие характерно только для первого триместра?
Алекс рассмеялась, и через секунду они уже катались покровати в страстных объятиях. В последнее время они занимались любовью чаще,чем когда-либо. Ребенок стал постоянной темой их разговоров — как будто этобыло уже реальное существо, часть их жизни. Алекс сделала ультразвук, и кактолько выяснилось, что у нее родится девочка, они сразу же выбрали ей имя —Аннабел, в честь их любимого клуба в Лондоне. Алекс нравилось это имя, оно былосвязано с хорошими воспоминаниями. Эта беременность была совершенно не похожана предыдущую. Казалось, в тот раз они выучили какой-то важный урок,преподанный им жизнью, и, будучи наказаны за равнодушное и враждебное отношениек тому ребенку, теперь с лихвой восполняли упущенное, испытывая самыйнеобузданный восторг.
После Нового года коллеги устроили в честь Алекс вечеринку сподарками, и вскоре она неохотно оставила работу — всего за два дня допредполагаемой даты родов. Ей бы хотелось работать до самого начала схваток, ноготовить процессы, которые она все равно не сможет закончить, не имело смысла.И она отправилась домой ожидать их маленького чуда, как они с Сэмом прозвалипредстоящее событие. Алекс боялась, что ей наскучит сидение дома, однако,целиком погрузившись в хлопоты по устройству детской, она с удивлениемобнаружила, что шитье распашонок и складывание пеленок в чистые стопки напеленальном столе доставляют ей удовольствие. Женщина, чье присутствие в зале судазаставляло оппонентов дрожать от страха, преобразилась в мгновение ока. Алексдаже боялась, что материнство притупит ее адвокатские навыки, когда онавернется на работу. А вдруг она утратит строгость или способностьсосредоточиться? Впрочем, сейчас она могла думать только о ребенке и с радостьювоображала, как будет укачивать, пеленать и кормить свою дочь. Алекс пыталасьпредставить себе, как она будет выглядеть, какие у нее будут волосы — рыжие,как у нее, или черные, как у Сэма, какие глаза — голубые или зеленые. Она ждалародов, как ждут встречи с давним другом после долгого отсутствия.
