Люблю тебя, как существо, с небес сошедшее,И как создание, богами вдохновленное,Как робкую сестру, к моим порокам снизошедшую,Как позднее дитя, на склоне лет рожденное…Один молодой критик из журнала «Глоб», по имени Сент-Бев[9], написал на эти оды критическую статью, которая была одновременно похвальной и деловой. Он, в частности, увидел в стихах Гюго волнительное присутствие его супруги. В благодарность за это Виктор пригласил его к себе в небольшую квартиру на улице Вожирар, где в то время проживала семья. Сент-Бев тем более охотно откликнулся на приглашение, поскольку и сам жил на улице Вожирар.
С этого дня он стал одним из самых частых гостей в их доме. Виктор радовался его визитам, наслаждался изысканными разговорами, большой образованностью этого маленького человека, который был на два года моложе его и отнюдь не красавцем. Уже взойдя на пьедестал, Виктор охотно принимал покровительственный вид и наслаждался восхищением, которое, как он считал, внушал этому критику. Он не мог даже предположить, что молодой писатель зачастил на улицу Вожирар вовсе не ради него, а ради Адель. Долгое время он осмеливался бросать на молодую женщину лишь тайные взгляды, но мало-помалу осмелел. Очень часто, когда Виктора не было дома, Сент-Бев забегал по-соседски и в ходе долгих разговоров с Адель открывал с восхищением ее душу… Когда мужа не было, а возможно, еще лучше, когда он был дома… Так продолжалось то того дня, когда семейство Гюго перебралось в более просторную квартиру на улице Нотр-Дам-де-Шам. Сент-Бев последовал за ними и снял квартиру недалеко от Адель. Каждое утро из своего окна он наблюдал за уходом Виктора из дома, и, когда тот удалялся, он приходил к его жене. Молодая женщина принимала его с возраставшим удовольствием. Брак, в том виде, в котором он сложился, разочаровал ее, она устала от родов, ставших следствием полового геройства Виктора, она ждала праздника сердца больше, чем любого другого праздника. И поэтому молодая мадам Гюго начала делиться своими секретами с этим верным другом, чувствуя, что он понимает состояние ее души. Друг старался не разочаровывать ее. Несмотря на то что его снедала невысказанная страсть, он принял игру Адель, потому что тоже был не понят, тоже несчастен, одинок в этом материальном мире… Эти речи возбуждали и очаровывали молодую женщину. Для женщины несчастный мужчина подобен редкой дорогой птице.
Постепенно разговоры наших героев стали перерастать в более близкие отношения. Иногда они гуляли вместе. Это были сладостные прогулки, наполненные красноречивыми вздохами и многозначительным молчанием. Адель, оставаясь невинной, не понимала пагубности этих контактов, а Сент-Бев постоянно укреплял свои позиции.
А что Виктор? Он ни о чем не подозревал. Он оказался в классической ситуации мужа, который последним узнает о своем несчастье. Действительно, как он мог предположить, что его чистая, невинная Адель могла слушать любовные признания другого мужчины? Как он мог понять, что она несчастна в то время, когда он все делал для того, чтобы сделать ее счастливой? Да и нам трудно понять, как эта молодая женщина, едва вышедшая из подросткового возраста, получившая воспитание, не допускавшее шуток в отношении моральных принципов, смогла предпочесть столь невзрачного типа гению, с которым жила. Но не в этом ли глубокий смысл ее поступка? Адель была подавлена личностью своего спутника жизни и одновременно испугана его любовными запросами. Она больше не могла отвечать им, не поднявшись на их высоту. Ей хотелось меньше величия, меньше успеха, меньше честолюбия. Родившаяся в мелкобуржуазной семье, Адель и сама была простой женщиной.
Виктор, не понимая до конца причин этого, чувствовал, что Адель постепенно отдаляется от него, и от этого страдал. И поскольку стыдливость запрещала ему в этом признаться, он исповедывается в своих стихах:
Страдаю я. Но почему я это говорю?Ведь траур вправе лишь частично открываться.Молчу, душа, как и звезда, в тени желает оставаться,И боль мою в себе я сохраню.Да, Виктор страдал. Но, стремительно восходя по ступенькам славы, он не мог посвятить страданиям много времени. Он только что написал пьесу, которая легла первым камнем в монумент его величия, – «Эрнани»[10]. Это было нечто большее, чем он сотворил до этого. «Эрнани» стала не просто театральной пьесой, а произведением, заложившим основу нового способа театрального выражения, она вызвала волну спорных суждений и восторга. Дни перед премьерой походили на ночь накануне сражения. Подготовка к неизбежному сражению сблизила супругов. Почувствовав запах пороха в квартире на улице Нотр-Дам-де-Шам, Адель вылезла из своего кокона, разделила возбужденное состояние мужа, присоединилась к приготовлениям к битве. Сент-Бев с горечью увидел, как возродилось взаимопонимание супругов, но ему пришлось грызть удила в тиши. Наконец, 25 февраля 1830 года жребий был брошен. Аплодисменты восхищенной публики перекрыли свист старой гвардии, которая была беспомощна перед рождением гиганта.
С приходом большого успеха семья стала жить богаче, но продолжала распадаться. Возбуждение от «битвы за “Эрнани”» спало, и повседневная жизнь безжалостно продолжила свое дело. 18 июля 1830 года Адель произвела на свет своего последнего ребенка, девочку, названную, как и она, Адель. Под предлогом, что она больше не желает иметь детей, супруга запретила Виктору переступать порог спальни. Тогда он узнал истинную природу чувств Сент-Бева к его жене и, разумеется, то, что Адель отвечала ему взаимностью. От мужчины, который за несколько лет до этого становился дыбом при мысли о том, что порыв ветра мог обнажить лодыжку его возлюбленной, можно было ожидать взрыва негодования, насилия… Но ничего подобного не произошло. Он, наоборот, постарался окружить соперника вниманием, чтобы помешать наступлению неизбежного во имя этой дружбы. И снова муза выразила охватившую его печаль:
Мне, счастливому, мудрому, помогите укрыться,Чтоб смогли вместе с вашими мои слезы пролиться…Было мне восемнадцать, я мечтаньями жил,Убаюкан надеждой, верить лжи поспешил.И звезда мне светила сиянием белым,Себя богом считал, был отчаянно смел,Но, увы, был тогда я ребенком незрелым,За которого взрослым, бывало, краснел.Это были последние стихи, на которые Виктора вдохновила Адель. С той поры в своих стихах, вспоминая о ней, он прославляет подругу, мать, спутницу в счастье и горе, но никогда больше как нежно любимую женщину, страстно желанную любовницу. В 1831 году еще не стихли восторженные отзывы по поводу «Эрнани», а уже приближался успех «Собора Парижской Богоматери»[11]. Но этот успех на профессиональном поприще совпал с неизбежным разрывом супругов. Если верить великолепной книге Андре Бильи, которую он написал о Сент-Беве, то именно в сентябре «маленький человечек» познал наконец высшее блаженство. «Сент-Бев, – пишет Бильи, – казалось, добился от Адель того, о чем так страстно просил целых два года путем вздохов и стенаний…» Письма Адель к Сент-Беву подтверждают его слова: «Вы ничем не обязаны мне за то, что я вам дала, – писала она, – только я могла принять решение отказать вам…» Хотите еще один образчик любовной прозы мадам Гюго? Вот этот ясно говорит об успехе Сент-Бева: «Если бы я могла пролить мою кровь по капле, чтобы сделать из них для тебя живой щит, я не стала бы ни минуты колебаться…»
