Старший брат мастерил приёмник, а младший ходил вокруг и мешал.
— И я работать хочу, — просил он.
— Вот пристал, — сказал старший брат. — На тебе молоток и гвоздь.
Младший нашёл кусок фанеры и приступил к работе.
Тук-тук-тук — вся фанера в дырках! Даже вся табуретка в дырках. Даже в пальце чуть-чуть не сделал дырку.
— А ну-ка, — сказал старший брат, — дай сюда. — И прибил фанеру к приёмнику.
— Вот и всё, — сказал старший брат, — готов приёмник.
Младший вышел во двор и привёл ребят.
— Это я сделал. Моя работа!
— Не весь, конечно, но главную часть. Без неё приёмник бы не работал.
Никакой я горчицы не ел
Сумку я спрятал под лестницу. А сам за угол завернул, на проспект вышел.
Весна. Солнышко. Птички поют. Неохота как-то в школу. Любому ведь надоест. Вот и мне надоело.
Иду, витрины разглядываю, во весь голос песни пою. Попробуй в классе запой — сразу выгонят. А тут пой, сколько твоей душе угодно. Так до конца проспекта дошёл. Потом обратно. Хорошо ходить! Ходи себе и ходи.
Смотрю — машина стоит, шофёр что-то в моторе смотрит. Я его спрашиваю:
— Поломалась?
Молчит шофёр.
— Поломалась? — спрашиваю.
Он молчит.
Я постоял, постоял, говорю:
— Что, поломалась машина?
На этот раз он услышал.
— Угадал, — говорит, — поломалась. Помочь хочешь? Ну, давай чинить вместе.
— Да я… не умею…
— Раз не умеешь, не надо. Я уж как-нибудь сам.
Что мне оставалось делать? Вздохнул и дальше пошёл.
Вон двое стоят. Разговаривают. Подхожу ближе. Прислушиваюсь. Один говорит:
— Как с патентом?[1]
Другой говорит:
— Хорошо с патентом.
«Что это, — думаю, — патент? Никогда я про него не слышал». Я думал, они про патент ещё скажут. А они про патент ничего не сказали больше. Про завод стали что-то рассказывать. Один заметил меня, говорит другому:
— Гляди-ка, парень как рот раскрыл.
И ко мне обращается:
— Что тебе?
— Мне ничего, — отвечаю, — я просто так…
— Тебе нечего делать?
— Ага.
— Вот хорошо! Видишь, вон дом кривой?
— Вижу.
— Пойди подтолкни его с того боку, чтоб он ровный был.
— Как это?
— А так. Тебе ведь нечего делать. Ты и подтолкни его.
И смеются оба.
Я что-то ответить хотел, но не мог придумать. По дороге придумал, вернулся к ним.
— Не смешно, — говорю, — а вы смеётесь.
Они как будто не слышат.
Я опять:
— Не смешно совсем. Что вы смеётесь?
Тогда один говорит:
— Мы совсем не смеёмся. Где ты видишь, что мы смеёмся?
Они и правда уже не смеялись. Это раньше они смеялись. Значит, я опоздал немножко…
О! Метла у стены стоит. И никого рядом нету.
Дворник вдруг из ворот выходит.
— Не тронь метлу!
— Да зачем мне метла? Мне метлы не нужно…
— А не нужно, так не подходи к метле. Метла для работы, а не для того, чтобы к ней подходили.
Какой-то злой дворник попался! Метлы даже жалко.
Эх, чем бы заняться? Домой идти ещё рано. Уроки ещё не кончились. Ходить по улицам скучно. Ребят никого не видно.
На леса строительные залезть?! Как раз рядом дом ремонтируют. Погляжу сверху на город. Вдруг слышу голос:
— Куда лезешь? Эй!
Смотрю — нет никого. Вот это да! Никого нет, а кто-то кричит! Выше стал подниматься — опять:
— А ну слезь!
Головой верчу во все стороны. Откуда кричат? Что такое?
— Слезай! Эй! Слезай, слезай!
Я чуть с лестницы не скатился.
Перешёл на ту сторону улицы. Наверх, на леса, смотрю. Интересно, кто это кричит? Вблизи я никого не видел. А издали всё увидел — рабочие на лесах штукатурят, красят…
Сел на трамвай, до кольца доехал. Всё равно идти некуда. Лучше буду кататься. Устал ходить.
Второй круг на трамвае сделал. На то же самое место приехал. Ещё круг проехать, что ли? Не время пока домой идти. Рановато. В окно вагона смотрю. Все спешат куда-то, торопятся. Куда это все спешат? Непонятно.
Вдруг кондукторша говорит:
— Плати, мальчик, снова.
— У меня больше денег нету. Только три копейки было.
— Тогда сходи, мальчик. Иди пешком.
— Ой, мне далеко пешком идти!
— А ты попусту не катайся. В школу, наверное, не пошёл?
— Откуда вы знаете?
— Я всё знаю. По тебе видно.
— А чего видно?
— Видно, что в школу ты не пошёл. Вот что видно. Из школы ребята весёлые едут. А ты как будто горчицей объелся.
— Никакой я горчицы не ел…
— Всё равно сходи. Прогульщиков я не вожу бесплатно. — А потом говорит:
