Тине глаз не могла оторвать от туфелек. Даже когда они гуляли но городу, она смотрела только на туфельки. Они были такие красные и так красиво ступали по тротуару.
Тине держала Птишку за пелеринку. Никому бы не пришло в голову, что у Птишки нет ручек. Она выглядела как обыкновенная маленькая девочка в красных туфельках и с мамой.
Они не встретили никого, кто знал их по имени. И никто не говорил им «здравствуйте» или «вы только посмотрите». Зато в магазинах висели таблички с надписями «Добро пожаловать», «Спасибо» и «Ждем вас снова». Приветливые таблички.
Тине с Птишкой прогуливались мимо магазинов. Время от времени Тине останавливалась перед какой-нибудь витриной. Искала в витрине самое красивое или самое вкусное.
Но все равно не покупала.
Туфельки натерли Птишке ножки. От этого она шла все медленнее и медленнее. Тине не сразу догадалась, что дело в новых туфельках.
— Давай где-нибудь посидим — отдохнем, — сказала она, когда наконец поняла это.
Они зашли в большое кафе и сели за столик. Тине заказала себе чай с ароматом молодого леса. Рядом с чашкой лежала большая круглая конфета, нагревшаяся от соседства с чаем. А для Птишки Тине взяла лимонад с соломинкой, чтобы пить без рук.
Стены и потолок кафе были расписаны пейзажами, так что казалось, будто ты сидишь на улице. А наверху, в небе, летали толстенькие голенькие ангелочки, делавшие вид, будто поддерживают потолок, чтобы он не упал. Потолок же был звездным небом, дневным и ночным одновременно.
Птишка глаз не могла отвести от росписи на потолке. И очень волновалась.
— Литить, — сказала она, — литить.
И взволнованно забила крылышками.
— Тихонько, тихонько, — прошептала Тине, — если заметят, что у тебя крылья, ты никогда больше не сможешь спокойно пить лимонад.
Но Птишке было не угомониться.
Тут уже и Тине разнервничалась не на шутку. Ей казалось, что все смотрят только на них. И видят через пелеринку два крылышка. Ей казалось, что к ней сейчас подойдут и скажут: «Мы знаем, вы от нас что-то скрываете. Мы все видели. Мы отведем вас в полицейский участок. Или в зоопарк». Что-нибудь неприятное вроде этого.
— Тебе плохо? — спросила она у Птишки. — Тебе надо в уборную? Пошли. Здесь нельзя в саду. Придется разок воспользоваться туалетом.
Она взяла Птишку за пелеринку и потянула за собой. За дверью, на которой была нарисована дамочка в юбке, находилась комнатка с зеркалами, а дальше сам туалет. К счастью, здесь никого не было. Здесь Тине разрешила Птишке немножко помахать крылышками.
— Ну вот, а теперь сделай пи-пи, — сказала Тине.
Она посадила Птишку на унитаз, а сама встала сторожить снаружи у двери. Ведь Птишке было не запереться.
Тут в комнатку с зеркалами вошла какая-то дама.
— Вы тоже ждете? — спросила она.
— Да, в общем, да, — ответила Тине.
— Знаете, — сказала дама, — я всегда иду в туалет еще до того, как станет невтерпеж, потому что, когда невтерпеж, ждать уже нет сил, а в туалетах часто бывает очередь. Лучше стоять в очереди, пока еще не совсем невтерпеж, я так считаю. А вы как полагаете? Может быть, вы придерживаетесь другого мнения?
— Я никак не считаю, — сказала Тине. — Когда мне надо в туалет, я иду в туалет и делаю, что мне надо, вот и все.
— Совершенно верно, — сказала дама. — Но подумать только, сколько мороки. По несколько раз в день сверху что-то закладываешь, а потом по несколько раз в день снизу что-то выпускаешь. И все же у нас остается время на другие дела, правда ведь? А многие животные вообще больше ничем другим не занимаются.
На щеке у дамы был прыщик. Она стала рассматривать его в зеркало. При этом сдвинула рот в сторону. Сдвинутый рот бросался в глаза гораздо больше, чем прыщик.
— Вот теперь мне уже надо по-настоящему, — сказала она. — Как там, в кабинке, долго еще?
Тине приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, сделала ли свои дела Птишка.
А потом распахнула дверь во всю ширь.
Увидела унитаз.
Закрытую крышку унитаза.
Две красные туфельки, рядышком. На крышке.
Открытое окошечко над двумя пустыми красными туфельками на крышке. Окошечко было слишком маленьким для больших людей, но достаточно большим для маленьких.
А за окошечком голубое небо.
Огромное пустое голубое небо.
Слишком огромное, слишком пустое голубое небо.
— Птишка! — закричала Тине. — Не улетай! Я не хочу, чтобы ты улетала!
Но Птишка ее уже не слышала.
11
В тот вечер Варре, вернувшись домой со своим биноклем, сразу же закричал:
— Тине! Я сегодня видел копию нашей Птишки! Значит, существует и второй экземпляр. Точно такая же небесно-голубая!
Но вдруг он замолчал. Потому что увидел Тине. Она была вся какая-то усталая и бледная. С красными кругами вокруг глаз — такими же красными, как красные туфельки, стоявшие на полу.
— Значит, та голубая, — сказал Варре заикаясь, — это и была… Да? Но как так? Или нет?
— Да, — всхлипнула Тине, — именно так, как ты говоришь.
Они сели рядом на свои табуретки. И обнялись.
— Ах, Варре, — сказала Тине.
— Ах, Тине, — сказал Варре.
— Я ничего не могла поделать, — плакала Тине.
— С птицами всегда так, — сказал Варре. — Их не удержишь. Вдруг улетают, и все.
— Но Птишка улетела слишком рано. Она даже и яйца себе сварить не сумеет. И я хотела спеть ей еще столько чудесных песен, которых она не знает.
Приспособление для еды стояло рядом со столом. Такое чудное изобретение. Но теперь в нем не было толку.
По потолку полз вкусный паучок.
— Наверное, лучше было вообще не приносить ее домой, — сказал Варре.
— Ну что ты, хорошо, что ты ее принес, — сказала Тине. — А то бы я так и не узнала, чего мне не хватает. Ведь прежде, бывало, сижу и думаю: чего же это мне не хватает. А теперь знаю.
Тине подобрала с пола перышко.
— Ты заметил, какие у нее были нежные перышки с внутренней стороны крылышек? — спросила она.
— Да, — ответил Варре. — Нежные-нежные.
— И как хорошо она уже начала говорить.
— Да, хириши гивирить.
— М-да.
— Ага.
Они помолчали. Потом Варре сказал:
