Вглядываясь в темный лес, друзья сидели на высокой ветке, откуда открывался отличный вид на долину, и пытались разглядеть на ней хоть какой-нибудь ручей. Всем известно, что ручей впадает в реку, а река эта при определенном везении может оказаться той самой рекой Хуул, что впадает в море Хуулмере.
— Как это они в тебе летают? — переспросил Сорен, живо представив себе, как летяги носятся взад-вперед по животу Копуши.
— Это просто такое выражение. Мой папа всегда так говорил, когда ел сороконожек, — вздохнул Копуша. — А мама ему отвечала: «Что же ты хочешь? Наелся до отвала вертлявых многоножек, вот они и бегают у тебя в животе!»
Гильфи и Сорен с Сумраком весело захохотали, а Копуша снова вздохнул.
— Моя мама была такая веселая! Если бы вы знали, как я скучаю по ее шуткам!
— Выше клюв, — сказала Гильфи. — Все будет хорошо.
— Здесь все такое непривычное. Мне неуютно и совсем не нравится жить в деревьях! Я же все-таки пещерная сова. Мы живем в норах, в пустыне. И вообще, я не привык охотиться на тех, кто скачет по деревьям и порхает по веткам! Я бы все отдал за кусочек змеи или какого-нибудь другого существа, что ползает по песку. Ой, простите пожалуйста, миссис Плитивер! Я не хотел…
— Не стоит извиняться, Копуша. Большинство сов ест змей, правда, не слепых — ведь мы как-никак чистим их дупла — но остальных кушают с аппетитом. Родители Сорена были особенно деликатны, поэтому, из уважения ко мне, вообще отказались от употребления моих сородичей.
Сумрак вспорхнул на ветку повыше, стараясь разглядеть ручей, который мог бы привести их к реке.
— Неужели он всерьез рассчитывает разглядеть что-нибудь в таком мраке? Это невозможно даже при его остром зрении, — прошептала Гильфи. — Разве можно увидеть ручеек в темном лесу?
И вдруг Сорен склонил голову — сначала в одну сторону, потом в другую.
— Что такое? — всполошился Копуша.
— Слышишь что-нибудь? — Слетев вниз, Сумрак опустился на тоненькую ветку, которая угрожающе прогнулась под его весом.
— Тихо! — шикнул Сорен.
Все замолчали и во все глаза уставились на амбарного совенка, который стал часто наклонять голову и короткими движениями быстро-быстро поворачивать ее в разные стороны. Наконец он что-то расслышал.
— Вон там ручеек. Я его слышу. Довольно мелкий, но я слышу, как он выбегает из камышей и несется по камням.
Сипухи недаром славятся своим исключительным слухом. Сокращая и расслабляя мышцы лицевого диска, они умеют точно устанавливать источник любого звука, улавливая его своими расположенными на разных уровнях ушами. Друзья хорошо знали о необычных способностях Сорена, но не уставали восхищаться ими.
— Полетели! Я поведу, — скомандовал Сорен.
Это был редчайший случай, когда компанию возглавлял кто-то другой, кроме Сумрака.
Сорен летел, не переставая вертеть головой, чтобы не потерять звук плеска далекой воды. Через несколько минут друзья увидели ручеек, который вскоре превратился в быстрый полноводный ручей. К рассвету ручей обернулся рекой Хуул.
— Великолепная триангуляция! — воскликнула Гильфи. — Просто превосходная! Ты прирожденный навигатор, Сорен.
— Что она хотела сказать? — тихонько переспросил Копуша.
— Просто поблагодарила Сорена, что привел нас сюда, — ворчливо буркнул Сумрак. — Ты же знаешь, эта маленькая сова обожает длинные слова!
Однако было ясно, что и самолюбивая неясыть не на шутку восхищена лоцманскими качествами Сорена.
— И что нам теперь делать? — спросил Копуша.
— Лететь вдоль течения реки до моря Хуулмере, — ответил Сумрак. — Вперед! У нас еще несколько часов до рассвета.
— Что? Снова лететь? — простонал Копуша.
— А ты чего хотел? Идти пешком? — огрызнулся Сумрак.
— Я бы не возражал! И вообще, у меня крылья отваливаются. И рана тут ни при чем, потому что она почти зажила. Я просто устал.
Трое друзей уныло уставились на Копушу. Усевшись на ветку ближайшего дерева Гильфи внимательно посмотрела на пещерного совенка.
— Крылья не могут отвалиться. Это невозможно.
— А мои могут! — взвизгнул Копуша. — Неужели нельзя немного передохнуть?
Пещерные совы, к которым относился Копуша, отличные бегуны. Они могут не только кружить над пустыней, но и благодаря своим длинным голым лапам, проворно нестись по ней. Зато в летных качествах пещерные совы сильно уступают остальным своим сородичам.
— Ладно, вообще-то я проголодался, — согласился Сорен. — Давайте посмотрим, есть ли тут какая-нибудь дичь.
— Только не сахарные летяги! — немедленно заявил Копуша.
ГЛАВА III
Песня СумракаОни сидели в дупле большой ели и ужинали полевками, которых раздобыл Сорен.
— Вот вкуснота-то, особенно после сахарных летяг, — радовалась Гильфи.
— М-ммм, — восхищенно пощелкал клювом Копуша.
— Как вы думаете, какое оно — Великое Древо Га'Хуула? — мечтательно поинтересовался Сорен, не замечая крошечного мышиного хвостика, свисавшего из его клюва.
— Во всяком случае, оно не имеет ничего общего с каньоном Сант-Эголиус, — хмыкнула Гильфи.
— Как вы думаете, они там знают о Сант-Эголиусе? О бандитских налетах, о похищении яиц и о…, — замялся Сорен.
— О каннибализме, — закончил за него Копуша. — Можешь смело употреблять это слово, Сорен. Не надо щадить меня. Я видел самое страшное.
Они все это видели.
И тут Сумрак, и без того самый большой из них, вдруг начал раздуваться как шар.
Сорен вздохнул. Он уже знал, что за этим последует.
Сумрак осиротел так рано, что совершенно не помнил своих родителей. Долгое время он вел жизнь бродяги и за это время успел свести дружбу с самыми разными живыми существами, включая лисиц. Кстати, именно из-за этого он никогда на них не охотился. Подобно всем бородатым неясытям, Сумрак был исключительно сильным и безжалостным хищником, но при этом очень гордился тем, что прошел «суровую школу сиротства». Он жил в норах вместе с лисами и летал в небе с орлами. Он был силен в полете и опасен в бою. А еще у него были острые когти и самый хвастливый в мире клюв.
Друзья были уверены, что сейчас небо загудит от очередной хвастливой песни, сопровождающейся всевозможными нападками и оскорблениями в адрес воображаемого врага. И они не ошиблись. Огромная тень Сумрака заметалась в полумраке дупла, и он завел своим низким, гулким голосом:
Атакуем мерзких птиц —
Лысых, словно крысы, птиц!
Мокрогузых грязных тварей,
Что ни разу не слыхали