Вовсе нет. Я не знала, о чем он говорит, но его пристальныйвзгляд мне совсем не понравился.
— Почему ты на меня так смотришь?
Он замер:
— Ты что, чистишь стойла? И на твоих ботинках фекалии?
— Да, — ответила я, озадаченная его тоном. Какое ему дело домоих ботинок?! — Я каждый вечер убираю на конюшне.
— Ты?! — В его голосе слышались недоумение и отвращение.
— Кто-то же должен...
— Там, откуда я родом, этим занимается прислуга. — Он фыркнул.— Ты... Особа твоего происхождения не должна оскорблять себя черной работой.
Я еще крепче сжала черенок вил, и вовсе не от страха. ЛюциусВладеску меня больше не пугал — он меня бесил.
— Послушай, ты достал уже! Хватит шпионить и читать мненотации! — рявкнула я. — Что ты о себе возомнил? И почему ты меня преследуешь?
В черных глазах Люциуса сверкнули гнев и недоумение.
— Твоя мать еще ни о чем тебе не рассказала? — Он покачалголовой. — Доктор Пэквуд поклялась, что введет тебя в курс дела. Твои родителине держат слова.
— Мы... мы собирались поговорить позже, — с запинкой произнеслая. Вся моя злость исчезла при виде его явного гнева. — Папа ведет занятие пойоге...
— Йога? — Люциус неприятно усмехнулся. — Изгибать тело в нелепыхпозах для него важнее, чем рассказать дочери о пакте? И что за мужчина станеттратить силы на подобное нелепое, миролюбивое занятие? Настоящий мужчина долженготовить себя к войне, а не распевать мантры и пороть чушь о внутреннем мире.
«Его слова о йоге я, пожалуй, пропущу мимо ушей...»
— Пакт? Что за пакт?
Люциус задрал голову, уставился на потолочные балки и началрасхаживать по конюшне, заложив руки за спину и что-то бормоча себе под нос:
— Все не так. Совсем не так. Говорил ведь Старейшим: тебяуже давно следовало призвать в Румынию. Я им объяснял, что ты никогда нестанешь приемлемой невестой...
Ну вот, приехали.
— Невестой?!
Люциус замер:
— Твое невежество утомляет. — Он навис надо мной и заглянулв глаза: — Твои приемные родители не взяли на себя труд все тебе рассказать,поэтому я сделаю это сам. Буду краток. — Он показал на себя и произнес четко,словно говорил с ребенком: — Я — вампир. — Он показал на меня: — Ты — вампир.Когда ты достигнешь совершеннолетия, мы поженимся. Это предрешено.
Впрочем, «поженимся» и «предрешено» я уже не слышала. Наслове «вампир» мои мозги отключились.
Он чокнутый. Люциус Владеску — чокнутый. А мы с ним наедине япустой конюшне.
И я сделала то, что на моем месте сделал бы каждыйнормальный человек: швырнула в него вилы и побежала прочь, не обращая вниманияна раздавшийся крик боли.
Глава 6
— Никакой я не вампир! — взвыла я.
Хоть бы кто-нибудь послушал. Мои родители сосредоточились нараненой ноге Люциуса Владеску.
— Люциус, присядь, — раздраженно скомандовала мама. Наше сЛюциусом поведение не вызывали у нее особого восторга.
— Я постою, пожалуй, — ответил Люциус.
Мама повелительно указала на стулья возле кухонного стола:
— Садись. Сейчас же.
Наш раненый гость замялся, словно собираясь ослушаться, нопотом сел, что-то бормоча себе под нос. Мама сняла с Люциуса сапог, на которомотпечатался след вил. Папа, заварив травяной чай, шарил под раковиной в поискахаптечки.
— Всего-навсего синяк, — ободрила Люциуса мама.
— О боже! — Отец выполз из-под раковины. — Не могу найтибинты. За то чай уже готов.
Наш элегантный гость, объявивший себя вампиром, пристальнона меня посмотрел. Между прочим, он занял мой стул!
— К счастью, мой сапожник шьет обувь из первоклассной, особопрочной кожи. Ты могла меня поранить. Никому не пожелаю поранить вампира. Болеетого, разве так приветствуют будущего супруга? Или, если на то пошло, любогогостя?
— Люциус — вмешалась мама, — ты застал Джессику врасплох. Мыс отцом хотели сами с ней поговорить, но...
— Не очень-то вы спешили: семнадцать лет прошло. Кто-тодолжен был взять на себя ответственность.
Люциус высвободил ногу из рук мамы и в одном сапоге похромалпо кухне, словно неугомонный король по своему замку. Он взял коробку с сушенойромашкой, понюхал содержимое и скривился:
— Вы это пьете?
— Тебе понравится, — уверил отец, наполняя четыре кружки. —Очень успокаивает, а сейчас это кстати.
— Да погодите вы с чаем! Мне кто-нибудь объяснит наконец,что происходит? — попросила я, усаживаясь на свое место. Сиденье оставалосьпрохладным, точно Люциус мой стул и не занимал. — Ну пожалуйста, расскажите!
— Повинуясь желанию твоих родителей, это право я оставляюим. — Люциус поднес дымящуюся кружку к губам, глотнул — и вздрогнул: —Омерзительно!
Не обращая на него внимания, мама и отец обвинялисьпонимающими взглядами, словно у них был общий секрет.
— Что думаешь, Нед?
Видимо, папа ее прекрасно понял.
— Я принесу свиток, — сказал он и вышел из кухни.
— Свиток?! Что еще за свиток?
Свитки... Пакты... Невесты… Почему обязательно говоритьзагадками?
— Ох… — Опустившись на соседний стул, мама обхватила моиладони. — Все очень запутанно.
— Попытайся объяснить, — предложила я.
— Мы никогда не скрывали, что ты родилась в Румынии и чтотвои кровные родители погибли во время междоусобного столкновения.
— Их убили селяне. — Люциус нахмурился. — Невежественныеглупцы сбились в злобную банду и устроили погром. — Он открыл банку сорганическим арахисовым маслом, попробовал и брезгливо вытер пальцы о своичерные брюки, похожие на бриджи для верховой езды. — Скажите, в этом доме есть хотьчто-нибудь съедобное?
Мама повернулась к Люциусу:
— Помолчи, пожалуйста. Дай мне рассказать...
Люциус слегка поклонился, и его иссиня-черные волосы заблестелипод светом люстры.
— Конечно.
— Мы утаили от тебя правду, потому что эта тема тебярасстраивала,— продолжила мама.
— Значит, сейчас самое время все выложить, — съязвила я. —Дальше мне расстраиваться уже некуда.
Мама отпила чаю:
— На самом деле твоих родителей убила разъяренная толпа,пытаясь избавить деревню от вампиров.
— Вампиров?!
