Глава 2. ФРОНТ ВДАЛЕКЕ (Боевые действия в июне — первой половине сентября 1941 г.)
Последние дни накануне начала войны на Черном море были пропитаны тревогой. Среди населения циркулировали слухи о скорой войне с Германией, а тут еще внезапно традиционные осенние общефлотские маневры решили провести с 11 по 19 июня. На них Черноморский флот во взаимодействии с войсками Одесского военного округа одновременно отрабатывал и высадку и отражение морского десанта. 19-го корабли вернулись в Севастополь, но здесь моряков вместо традиционного массового увольнения на берег ждало указание наркома о переводе флота в готовность № 2 — «повышенную». 19 и 20 июня в соответствии с планом мероприятий на этот случай суда принимали топливо, продовольствие и боезапас. 21-го часть экипажей, в первую очередь женатый командный состав, все-таки была отпущена в увольнение. Вечером в Доме флота состоялся концерт, на котором присутствовал и командующий вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. После концерта он уехал на свою загородную дачу.
Для того чтобы правильно оценить то, что произошло дальше, необходимо кратко охарактеризовать общую атмосферу в армии и стране, которая сложилась к лету 1941 г. в плане восприятия внешней угрозы. Известно, что в августе 1939 г. СССР заключил пакт о ненападении с Германией, больше известный как «пакт Молотова — Риббентропа». Тогда обе стороны были уверены, что обманули друг друга: за счет пакта Германия получала свободу рук в отношении Польши и на Западе, СССР — в отношении прибалтийских республик, Финляндии и Молдавии. К лету 41–го каждой из сторон большей частью удалось осуществить свои планы, и тогда встал вопрос: что дальше? Перед Германией оставалась непокоренная Англия, которую все более и более откровенно поддерживали США. Перед СССР находилась весьма и весьма разросшаяся Германия, усиление которой произошло гораздо более быстрыми темпами, чем того ожидали в Кремле. В ноябре 40-го нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов и Гитлер встречались в Берлине, но на этот раз не нашли общего языка по вопросу дальнейшего раздела сфер влияния. Кроме непосредственного столкновения интересов, на войну с СССР Гитлера толкало еще и то соображение, что «советы» являлись последним потенциальным союзником Англии на континенте, и ликвидация их могла сделать британцев более сговорчивыми.
С конца 1940 г. по различным каналам к Сталину стала стекаться информация о проведении немцами на их восточной границе различных мероприятий, которые обычно предшествуют нападению. К этому относились и перегруппировка войск, и строительство новых дорог и аэродромов, и воздушная разведка советской территории. О готовящемся нападении прямо предупреждали англичане и некоторые из агентурных разведчиков, например, небезызвестный Рихард Зорге. В качестве времени возможного нападения называлась весна, а затем лето 1941 г. С одной стороны, Сталин с тревогой следил за этими приготовлениями, с другой — понимал, что его страна и армия не будут готовы к отражению агрессии к этому сроку. Когда заключался пакт, Сталин считал, что он перехитрил Гитлера, а теперь получалось, что обманутым оказался он сам. Крупная техническая модернизация вооруженных сил, наращивание их боевой подготовки, начатые после окончания «Зимней войны», еще не успели дать результатов. Сталин хотел выиграть время, отсрочить немецкое нападение до следующего лета, когда СССР смог бы противопоставить нацистам большую, хорошо подготовленную и вооруженную армию. А как это время можно выиграть? Не ссориться с Гитлером, не злить его, не замечать его враждебных действий, строго соблюдать условия торгового договора, не поддаваться на провокации. Кроме того, еще теплилась надежда, что Гитлер не станет вести войну на два фронта и нападет на Советский Союз не раньше, чем заключит мир с Англией. В конечном итоге, психическое напряжение, нежелание признать себя обманутым, страх перед нападением переродились у Сталина в нежелание слышать что-либо новое о приготовлениях немцев. Когда ему докладывали об этом, он нередко впадал в ярость и, подобно императорам Средневековья, приказывал казнить тех «гонцов», которые приносили нежеланные вести. В апогее этого напряжения 14 июня агентство ТАСС сделало заявление о ложности слухов о готовящемся нападении Германии на СССР. В Берлине на него никак не отреагировали. Гитлер тоже знал о плане модернизации Красной Армии, и оттого в своем стремлении напасть он становился только решительней.
Все вышеизложенное отнюдь не свидетельствует о том, что в СССР ничего не делалось для подготовки к отражению агрессии. Строились оборонительные рубежи на новой границе, к ней подтягивались соединения из внутренних округов. Неоднократно отдавались приказы по усилению бдительности войск, но при этом каждый раз подчеркивалось, что они не должны поддаваться на провокации. 19 июня все западные флоты СССР перешли на готовность № 2. Последней каплей стало сообщение, поступившее из штаба 5-й армии, находившейся в Западной Украине. По информации, полученной от немецкого солдата-перебежчика, нападение Германии на СССР должно было начаться в ночь на 22 июня. После многократной проверки сообщения и долгих раздумий около 17 часов 21 июня Сталин созвал совещание высшего военного руководства, на котором, наконец, было принято решение о приведении всех войск в полную боевую готовность и разрешении открывать огонь по врагу, правда, при этом вновь подчеркивалось, что на провокации поддаваться не следует. Около 11 часов вечера эта информация была доведена и до командования военно-морского флота. Немедленно в адрес всех западных флотов были отправлены шифрованные телеграммы о переходе в боевую готовность № 1. Не дожидаясь их прохождения, нарком Н. Г. Кузнецов поочередно обзвонил все три флота и продублировал указание устно. Черноморский флот стал последним в этом списке, и нарком дозвонился до него незадолго до часа ночи 22-го.
— Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность? — спросил Н. Г. Кузнецов начальника штаба ЧФ контр-адмирала И. Д. Елисеева.
— Нет.
— Действуйте без промедления! Доложите командующему.
Телеграмма прибыла в 01.03, и с ней в руках начальник штаба прибыл на командный пункт, где в ту ночь дежурил капитан 2-го ранга Н. Т. Рыбалко. В 01.15 готовность № 1 была объявлена по флоту.
Комплекс мероприятий, предусмотренных этим сигналом, включал вызов всего личного состав на корабли и в части, а это с учетом увольнений требовало времени. Первоначально осуществляли скрытый сбор — через посыльных. За командующим флотом послали машину на дачу. Затем И. Д. Елисееву показалось этого недостаточно, и в 01.55 был объявлен «большой сбор» — по всей главной базе флота. Загудели сирены кораблей и судоремонтного завода, зазвучали сигнальные выстрелы береговых батарей. Постепенно начали гаснуть огни на бульварах и в окнах домов. Городские власти и некоторые командиры звонили в штаб и с недоумением спрашивали:
— Зачем потребовалось так спешно затемнять город? Ведь флот только что вернулся с учений. Дали бы людям немного отдохнуть.
— Надо затемниться немедленно, — отвечали из штаба.
Последовало распоряжение выключить рубильники городской электростанции. Город мгновенно погрузился в такую густую тьму, какая бывает только на юге. Лишь один маяк продолжал бросать на море снопы света, в наступившей мгле особенно яркие. Связь с маяком оказалась нарушенной, и к нему пришлось посылать мотоциклиста, который на полной скорости гнал через темный город.
