Между прочим, в конце боя 4 августа о. Нименский со своим церковником в темноте сбились с дороги, попали в Сталупенен, здесь переночевали, но наутро были захвачены немецким разъездом в плен.
Позднее, уже в 1922 году, этот почтенный старый протоиерей не побоялся в Петербурге выступать на политических состязаниях о вере с безбожниками-коммунистами (тогда еще большевики это допускали) и, обладая громадной научно-духовной эрудицией и ораторским талантом, громил большевиков с полным успехом. О дальнейшей его судьбе не знаю.
Продолжаю.
Приказание – «4‑му батальону перейти в наступление левее 3‑го батальона». Я рассыпал свою роту в цепь, правее меня – цепи 13‑й и 14‑й рот, 15‑я рота – в резерве.
И вот, как только мы поднялись на гору с тремя соснами и наши цепи открыли огонь по немецким окопам на опушке, немцы засыпали нас ружейным и пулеметным огнем. Здесь произошло внезапное замешательство: упал на самой горе раненный в живот командир 13‑й роты капитан Барыборов; послышались стоны и крики еще нескольких раненых солдат. 13‑я рота заколебалась, залегла на самой вершине горы, а главное, почти прекратила огонь… и вот, в это время является заместитель выбывшего из строя командира роты, штабс-капитан М. К. Попов.
Как сейчас вижу: выходит «Мишель» вперед перед ротой, берет ружье у ближайшего солдата и громко кричит: «Что вы, братцы, чего испугались? Немца?! Да он сам вас боится! Стреляйте, не прячьтесь! Смелее! Смотрите, вот как надо бить его!» Прикладывается, прицеливается и стреляет стоя. Вся рота как один открывает огонь! И в этот момент немецкие пули поражают героя, и штабс-капитан Попов, держа ружье наизготовку, падает навзничь как подкошенный. Какая красивая и завидная смерть! Вечная ему память!
Командир батальона подполковник Красиков командует: «Роты, вперед», – и цепи, несмотря на сильный огонь, по нашим командам: «Цепи, вперед, бегом», – быстро двигаются вперед, словно на учении, даже не окапываясь на остановках.
Вспоминаю мое личное впечатление и самочувствие в этот первый момент боевого крещения. Враг не виден, но огонь его ужасен: сверху сыплются осколки рвущейся шрапнели, с каким-то особенным блеянием звучащие в воздухе (подполковник Соловьев по этому звуку прозвал их «козодуями»), нежные, жалобные звуки летящих и больше всего разящих пуль, свист и вой гранат, разрывающихся при ударе с особенным треском! Огромные фонтаны земли, камней, песку и дыма от взрыва «чемоданов», крики и стоны раненых, корчи и агония умирающих…
И вот чувство ужаса и страха смерти невольно овладело мною! Мысленно я прощался с жизнью и исступленно молил Бога (вот когда ярко вспыхнула вера!), если на то Божья воля – сразу отнять мою жизнь, чтобы не мучиться тяжелораненым…
Но вот мы перебежали на новую позицию… Нужно скорее открыть огонь, указать взводным цели и напомнить о прицеле, пополнить патроны и т. д. Значит, предаваться страху некогда, да и чисто эгоистическая мысль, что вот, я остался жив – так Богу угодно, – поддерживает мою бодрость…
Направление, согласно заданию, я дал своей роте на левую опушку деревни Герритен, но у самого Герритена большие проволочные заграждения, волчьи ямы и даже рвы, наполненные водой, остановили нас… Очевидно, немцы, ожидая нас, хорошо приготовились. Много здесь потеряли мы убитыми и ранеными, пока преодолели эти препятствия: ножниц для резки проволоки было в ротах мало.
Но, вообще, наше быстрое продвижение вперед к этим проволочным заграждениям, а главное – фланговое движение и огонь цепей Троицкого полка, заставили немцев бросить свои окопы у Герритена, и наши цепи, преследуя отступающего противника огнем, ворвались в Герритен. Здесь завязался уличный бой. Немцы, не выдержав штыкового боя уфимцев, очищали дома и улички селения. Фланговый огонь троицких цепей, наступавших с юга в обхват Герритена, довершил наш успех, и Герритен был взят нашим полком.
Как полагается, пробежав селение до его западной, холмистой, опушки, мы залегли и открыли огонь по отступающим немцам. Я оглянулся назад. Как приятно было сознавать этот первый успех захвата позиции врага! В двенадцать часов тридцать минут было послано донесение о взятии Герритена.
Командир 4‑го батальона дает ротам направление вдоль шоссе, для движения далее. Сам подполковник Красиков, скомандовав: «4‑й батальон, вперед», – выходит открыто на шоссе среди своего батальона, но в это время немецкая пуля ранит его в ногу. Сделав тут же, при помощи санитара, скорую перевязку, он не оставляет строя до конца боя.
Немцы в это время особенно усилили огонь своей артиллерии. При нашем дальнейшем наступлении их артиллерия начала стрелять японскими «шимозами», начиненными ужасно противными удушливыми газами с дымом серо-зеленого цвета. В дальнейших боях этих «шимоз» мы не видели.
В это именно время произошла катастрофа со 105‑м Оренбургским полком, наступавшим левее нас на Будветчен. Овладевши Будветченом, а также Сансейченом, доб лестный командир 105‑го полка – полковник Комаров, не имея впереди себя противника, изменил под большим углом направление своего наступления, с целью помочь нашему полку овладеть Герритеном. Этим воспользовались немцы.
Они знали (благодаря своей прекрасной разведке), а полковник Комаров не знал (по вине штаба корпуса), что наша 40‑я, соседняя слева, дивизия опоздала на целый переход (двадцать вест), и, таким образом, образовалась пустота. Сюда немцы и двинули, во фланг и тыл 105‑му полку, отряд из полка пехоты с пятью батареями и двумя эскадронами.
Первое движение этого отряда полковник Комаров принял за движение нашей, долженствующей здесь быть, 40‑й дивизии; так именно он и сказал своему адъютанту на его доклад о движении немцев. «Какие немцы, что вы?! Это же наша 40‑я дивизия!» Но когда немцы открыли огонь из своих орудий и пулеметов в тыл и фланг, 105‑й полк дрогнул и под страшным близким огнем начал беспорядочно отступать. Командир полка успел крикнуть: «Знамя! Знамя! Спасайте знамя!» – и сам пал, пронзенный пулями пулемета. Знамя успели вынести, но большая часть полка была окружена немцами, потеряв все пулеметы (восемь), и попала в плен.
Необходимо здесь упомянуть следующий факт. Ввиду спешности – в трехдневный срок – мобилизации, 105‑й Оренбургский полк при выступлении получил пополнение местными запасными из города Вильно, то есть получил две с половиной тысячи еврейчиков. Командир полка перед выступлением подал рапорт, что его полк благодаря этому сделался небоеспособным, и действительно, эти еврейчики почти все сдались в плен во время упомянутой катастрофы. Четырнадцать офицеров было убитых, еще более раненых и попавших в плен.
Катастрофа со 105‑м полком имела бы роковые последствия для исхода всей Сталупененской операции, потому что паника быстро отступавших оренбургцев начала передаваться по всей линии наступления, цепи дрогнули и, под натиском немцев, местами уже начали отступать, но начальник 27‑й пехотной дивизии генерал-лейтенант Адариди быстро локализировал этот неуспех: приказано было 108‑му Саратовскому полку, стоявшему в резерве у деревни Пемилаукен, восстановить положение левого крыла, а артиллерии сосредоточить огонь против артиллерии противника.
