От непосильной умственной работы меня избавил всадник. Он промчался мимо на огромном, аспидно-чёрном коне. Я едва успел отскочить прочь — алое полотнище плаща наотмашь хлестнуло по лицу. Резко натянув поводья, он заставил жеребца взвиться на дыбы, развернул упирающееся животное и смерил меня долгим, насмешливым взглядом.
Липкий, холодный комок, собравшись где-то под сердцем, подкатил к горлу. Ладони мгновенно вспотели, во рту пересохло. Никогда в жизни я ещё не чувствовал себя таким беззащитным. А всадник, играя, заставлял коня гарцевать на месте. Раззадоренное животное дико всхрапывало, кусало удила.
— Оставьте, если вы покалечите его, он не сможет идти.
Эти слова, произнесённые усталым, бесцветным голосом, принесли мне невероятное облегчение. Я резко, всем корпусом обернулся.
Этот всадник был облачён в стальную кирасу, защищавшую мощный торс. Шлем и мелкозернистая кольчужная сетка скрывали лицо, рука в кожаной перчатке сжимала длинное чёрное копьё. Стальной наруч был испачкан запёкшейся кровью. К седлу у бедра крепился небольшой щит с изображением сгорающей в жёлтом пламени чёрной птицы. Взгляд мой упёрся в навершие спрятанного в ножны меча.
Опустив копьё, воин слегка ткнул меня остриём в плечо, очевидно, приказывая поворачиваться и идти. Признаться, я повиновался с радостью. Именно он опрокинул, развернул бесновавшуюся толпу назад: он или приведёт меня к девочке, или поможет её найти. Почему-то я был в этом абсолютно уверен. Маньяк на вороном жеребце громко расхохотался и, всё ещё смеясь, убрался прочь.
Пока мы шли к самому хвосту обоза, я высматривал девочку среди вяло плетущихся телег. Её, однако, нигде не было видно. Когда обоз, наконец, ушёл вперёд, я увидел толпу людей, таких же избитых и оборванных, как и я сам. Окружённые плотным кольцом солдат, они сидели прямо на земле. И тут до меня дошло. Я остановился как вкопанный. Остриё копья ужалило спину. Кольцо разомкнулось. Обернувшись, я решительно шагнул к воину. Тот, явно удивлённый, вскинул древко вертикально.
— Послушайте… — Конь скосил выкаченный глаз, потянулся губами. Я отвёл морду рукой, взялся за повод.
— Но, но! Полегче! — Воин направил животное в сторону, я выпустил ремень.
Спрыгнув в жидкую грязь разбитой дороги, он приторочил копьё к седлу, снял шлем, нацепил на луку. Обернулся, пятернёй расчёсывая длинные и светлые, ниспадающие до плеч волосы. Спешно подбежавший солдат принял уздечку, повёл коня к обозу.
— Ну, — воин плюнул на наруч, растёр прикипевшую кровь, поморщился недовольно, — что у тебя?
— Это… ошибка. — В горле мгновенно пересохло. Я понял вдруг, что не смогу ничего объяснить. Ничего, никому. Современный человек, сознание которого, казалось бы, уже предельно восприимчиво, и тот не поверил бы. Я сам не верил своим глазам… до сих пор я даже не пытался внятно соображать!
— Кто с тобой был? — Тёмные глаза смотрели пристально, рука в кожаной перчатке механически полировала сталь, та уже проблескивала сквозь красно-бурую грязь.
— Со мной? — Высохшие было ладони вспотели вновь.
— Да. С тобой, с тобой. — Кажется, я начинал раздражать его. Я понял, что должен, обязан убедить этого человека.
— Девочка. Маленькая девочка. Мы не грабители. Мы шли по лесу, заблудились, хотели отдохнуть в избушке… Мы плутаем уже сутки! Пошлите в лес солдат. Ребёнка надо найти. Её дома ждут!
Я тараторил, задыхаясь, спеша, и чем больше говорил, тем чётче понимал: не то, не то он ожидал услышать и теперь не отпустит ни меня, ни девочку, пока не получит объяснений, удовлетворяющих его. Я замолчал.
— А теперь послушай-ка сюда. — Он приобнял меня за плечи, шагнул, увлекая далее. — Скачи ты верхом, во весь опор, хоть сутки, а до ближайшего людского поселения не доберёшься. Что, скажи на милость, этот «ребёнок» делает здесь, с тобой? Ты украл девочку у родителей? Думаю, нет. Эта маленькая бестия оглушила одного из моих солдат, стянула его нож и запутала следы так, что наш лучший следопыт до сих пор разобраться не может, — я замер, тот подтолкнул меня в спину, к сидевшим на земле пленным, — так что тебе придётся идти вместе с нами. В столицу. Эй! В кандалы его!
Я вскинулся, но рука, только что лежавшая у меня на плече, вцепилась в шею, сдавив намертво. Я вскрикнул, резкая боль заставила присесть, подоспевшие солдаты заломили руки за спину, пальцы, впившиеся в ложбинки между ключиц, ослабили хватку, я дёрнулся, но было уже поздно. Щёлкнул замок, закрепляя за мной новый статус. Высокий светловолосый грабитель, сидевший рядом, покосился зло и недоверчиво.
— Твой человек, Кат?
Светловолосый зашипел сквозь зубы — гневно раздулись ноздри хищно загнутого носа, — дёрнул головой.
— Я не Кат. Меня зовут Сет. И убери отсюда этого… — смерил меня взглядом, будто кипятком ошпарил. Не найдя достойного определения, сплюнул в грязь. — Хочешь подсадить крысу? Не утруждайся. Обещай замолвить за меня словечко, и ещё до Мадры я сдам тебе атамана, — он улыбнулся криво, — тёпленьким…
Воин усмехнулся, сокрушённо качнул головой, присел рядом на корточки.
— Звать-то тебя, может, и Сет, а прозывают — точно Катом. Ты известный грабитель и душегуб… Разве что с Одноглазым сравнишься? Нет? Не повезло Одноглазому — не такое тёплое у него местечко… А то, глядишь, и заткнул бы тебя за пояс, а? — Он длил паузу, дожидаясь ответа. Сет улыбался, но молчал. — Ну, ничего… — Поднимаясь, воин хлопнул ладонью о колено, звук вышел глухим и влажным. — Прибудем на место, всех вас перевешаем. Разбору не будет.
Развернувшись, он побрёл куда-то в сторону, на ходу снимая и складывая на руки семенящему рядом солдату тяжёлую, глухо звякающую амуницию. Я провожал его взглядом, пытаясь осмыслить услышанное, поверить в происходящее. Бред принимал всё более ужасающие формы. Хотелось кричать, и я вскрикнул — от боли, когда что-то холодно и бодряще нырнуло под рёбра. Обернувшись, я наткнулся на серо-стальной взгляд.
Глава 2
Со мной никто не разговаривал. После того как я упомянул лабиринт, пленные старались держаться подальше — насколько позволяла цепь. Да после того как нас подняли и — тычками и ударами — погнали вперёд, вдогонку успевшему скрыться обозу, никто и не болтал. Мы бежали. Сначала вразнобой, конвульсивно дёргая сковывавшую нас в одну связку цепь. Потом, когда Сет раздал достаточно команд и пинков, — ровно и слаженно, будто воинская часть на марше. Хорошо хоть не в полной выкладке, но с руками, скрученными за спиной. Общаться с солдатами мне не хотелось — я и без разговоров боялся сорвать дыхалку.
Мы с Сетом бежали в паре, он был ближе всех в связке, я ориентировался на него. Сет дышал через нос и смотрел под ноги. Я, борясь с искушением вывалить язык на плечо, захлопнул пасть и тоже начал следить за дорогой, — земля, разбитая десятками ног и колёс, казалась одной сплошной и гладкой поверхностью. Вглядываться в это жидкое месиво было бесполезно, я надеялся лишь поймать и упредить тот момент, когда нога подвернётся в щиколотке, запнувшись о камень, спрятанный под водой.
