Рыцарь — королю:
— Сир, я славно потрепал ваших врагов на западе!
— Но у меня никогда не было никаких врагов на западе!
— Теперь есть, сир.
Признаться, первые несколько секунд я был несколько… ошарашен. Ладно, ладно, скажу честно — чуть больше, чем несколько секунд. Впрочем, когда появившееся привидение начало разговор, я мигом успокоился и приступил к делу, ради которого и забрался в эти развалины. Если кто собрался убивать — болтать он не будет. А кто языком трепать начал — значит, с ним и договориться можно. Это у меня всегда хорошо получалось. Вот и сейчас, не обращая особого внимания на что-то там вещающего гостя, я приступил к делу.
А призрак… А что призрак? Стоило только спросить его, кто он такой и отчего умер, — судя по легендам, все привидения просто обожают болтать на эту тему, — как он немедленно разразился целой речью. Похоже, легенды иногда бывают правдивы. Слушая его вполуха и иногда поддакивая в особенно эмоциональных местах, я не терял времени даром. Летняя ночь так коротка…
Я умер быстро. Как потом говорили историки, я этого не заслуживал. По всеобщему мнению, я должен был умирать долго и мучительно, чтобы хоть в малой мере заплатить за содеянное мной. И все же я умер легко и быстро.
Холодный блеск кинжала в руке того, кому, как я думал, можно было полностью доверять, режущая боль в сердце — и все. Но только, как оказалось, там, куда все уходят, мне места не было. Когда я создавал свою империю, погибли слишком многие, и кровь тех, кто был убит безвинно, намертво закрыла передо мной врата небесного чертога.
Однако благословения множества людей, которых спасли установленные мной законы, не дав разориться, умереть голодной смертью, пасть под ножами разбойников или мечами солдат-завоевателей, не позволяли низвергнуть мою душу в бездну хаоса. Так я остался здесь, в созданной моим трудом империи, бессильным призраком, затерянным в бесконечных коридорах построенного по моему приказу и проекту Великого замка.
Так прошли годы и десятилетия. Мой убийца занял мое место, и придворные лизоблюды рукоплескали «низвержению тирана». Историки и летописцы, желая доставить удовольствие царствующему монарху, не жалели черной краски, описывая мои деяния, и лили мед и патоку в описания «всеобщего благоденствия» лет под его властью.
Впрочем, справедливости ради должен признать, что он и впрямь оказался довольно неплохим правителем. Умный и хитрый политик, в свое время сумевший обмануть даже меня, он был никудышным полководцем, но, зная об этом своем недостатке, даже не пытался расширить границы империи, удовлетворившись тем, что было захвачено мной.
Видя, как благословляет народ установленные мной законы, он переписал их своими словами, сохранив общий смысл, и назвал «новый» кодекс своим именем. Хороший экономист, он заботился о торговле и бросил созданные мной легионы на освоение диких северных земель — ведь воевать он не собирался.
Там, на севере, его инженеры нашли большие залежи золота и руд. Заложенные им прииски действуют до сих пор, принося немалые богатства их нынешним владельцам.
Население империи под его рукой стремительно богатело. Он отменил запреты, наложенные мной на потребление перегнанного вина и дурманящих снадобий, и отныне в любом кабаке славили его имя.
Так я окончательно превратился в людской памяти в жестокого и кровавого тирана-завоевателя, мое имя стало использоваться лишь для самых злобных, подсердечных проклятий, а потом и вовсе практически забылось, чему немало способствовали указы и пожелания моего убийцы. В памяти народа я так и остался лишь жуткой черной тенью, завоевателем с обнаженным мечом, залившим кровью половину мира и вылепившим из этой кровавой каши прекрасное здание Лаорийской империи.
Знамя, мое знамя, никогда не склонявшееся перед врагом, было объявлено «символом кровавого становления империи», и атакующий дракон на алом стяге, избранный мной, был заменен золотым грифоном на белом фоне.
Знак воина был сменен символом купца, и лишь в старом тайнике, одном из многих, заложенных мной когда-то, я еще мог любоваться на великого дракона, ставшего знаком моих побед; дракона, вышитого на алом полотнище боевого знамени одного из погибших легионов.
Шли годы. Бессильным, не могущим повлиять ни на что призраком я бродил по бесконечным переходам дворца, мечтая о мести и изнывая от ее невозможности. Пожалуй, это было самым отвратительным — ощущать свое бессилие и беспомощность, мне, когда-то одним своим словом бросавшему в кровавую схватку многочисленные легионы и выходившему победителем из тренировочных схваток с любыми тремя ветеранами моего войска.
Но время шло, и мой убийца состарился. Он умер тихо, в своей постели, окруженный скорбящими родичами, плачущими детьми, внуками и правнуками, передав трон своему сыну. Я так и не узнал, куда ему было суждено попасть, открылись бы ему светлые небеса или же мрачные ворота бездны. В тот самый миг, когда душа его отделилась от тела, я напал на него — ведь теперь наше положение было равным!
Он всегда был слабее меня в бою, хотя нас и учили одни и те же преподаватели. Но у него не было той ярости боя, безумного наслаждения битвой, стремления к победе любой ценой, что всегда отличали меня, и потому он неизменно проигрывал все поединки со мной. Проиграл он и на этот раз.
Собственно, он даже почти не сопротивлялся, слабо отбиваясь и пытаясь выкрикивать какие-то оправдания, пока я рвал его эфирное тело в клочья, поглощая суть и силу его души. Но, ослепленный ненавистью и свершаемой местью, я не прислушивался к его жалким оправданиям.
Признаться, я и сейчас не сожалею об этом. Какими бы вескими ни были причины, оправдать подлое убийство того, кто доверял тебе полностью, нельзя ничем. Несомненно, то, что я делал, было грехом куда тяжелее всех свершенных мной при жизни. Я лишил посмертия душу моего врага, присваивая себе то право, которое издревле принадлежало одним лишь богам. Но… он получил по заслугам… и хватит об этом.
Остальных его потомков, правителей и нет, злодеев и милостивых, благородных и подлецов, развратников и морализаторов, я не трогал, позволяя отправляться после смерти туда, куда им и было положено по их заслугам.
Время шло. Созданная мной империя вступила в эпоху умирания. Все проходит, в свой срок рухнула и она. Несколько окраинных герцогов, объединившись, сочли себя достаточно сильными, чтобы бросить вызов отдаленному потомку моего убийцы, слабому, безвольному созданию, по прихоти богов взошедшему на обсидиановый трон.
Такова моя история, потомок. И если ты вздумаешь высказать хоть что-то из того, что вертится сейчас на твоем языке, клянусь черным драконом, я вырву твое сердце!
