… Резко откинувшись назад, заметил упавший пепел, что чуть не прожёг джемпер, машинально стряхивая, негодуя, чертыхаясь, произнёс:
– Чёрт!..
Это его отвлекло, терялось время, ведь он искал нечто, что штурмом брало раскаленный мозг.
Наконец найдя то нечто, ёрзая на кресле, поспешно набрал, стуча бегающими пальцами по клавиатуре…
Олег в напряжении на ходу подбирал нужное слово, роясь в разгоряченном мозгу постучав кулаком несколько раз по столу и по клавиатуре, зло, щелкая мышкой, тут же стер. Компьютер погас.
Устав от бессмыслицы прилёг на диван, о чём-то глубоко задумываясь, мысль не давала покоя, свербела мозг: «А виновен ли вообще Виталий Говорухин?» На этой мысли заснул.
Глава 3.Тюрьма
За окном был разгар осеннего дня. В просторном кабинете у окна за письменным столом сидел начальник тюрьмы подполковник на вид не более 45 лет. Внешне подтянутый моложавый тщательно выбритый щеголеватый блондин с серыми колючими глазами.
Он как раз изучал личное дело Виталия Говорухина, со вздохом переворачивая страницу за страницей, недоумевая, внутренне вскипая.
Не сдерживая эмоций, вслух произнёс:
– Да! Хватило мужика под "Само – само". Под «ятъ». А характеристики отличные. Нигде никогда.
Почёсывая затылок, констатируя:
– Вот вам! И рябина красная!..
Его отвлёк стук в дверь, на что он машинально бросил:
– Да! Войдите!
Дверь тут же открылась, в проём заглянул сержант молодой парень по всему видно сверхсрочник, конвоир.
Подполковник, отстраняя в сторону папку, собравшись в кулак, бросил:
– Да! Можете ввести!
Голова конвоира исчезла.
Начальник, встав из-за стола, подошёл к окну глядя вдаль, там была размеренная жизнь вверенной ему тюрьмы, шла уборка территории.
Открыв дверь, вошли два статных мужчины сержант и заключенный – высокий серо голубоглазый шатен в чёрной робе с номером 123456.
Подполковник, резко обернувшись, пристально посмотрел на вошедшую парочку. Конвоир, чеканя каждое слово, громко отрапортовал:
– Товарищ Подполковник! По вашему приказанию. Осужденный номер 123456 к Вам доставлен.
Махнув рукой, как старший по чину дал понять, чтобы сержант не кричал так громко. Тот застыл в замешательстве. Осужденный стоял перед подполковником гордо и прямо, держа руки за спиной, проявляя выдержку человека, не чувствовавшего на себе вины, несправедливо примеривший неказистую робу, как наказание судьбы, и как ни странно принял испытание, держа осанку.
Начальник обратился к конвоиру строго по уставу:
– Спасибо товарищ сержант! Вы свободны! Можете подождать за дверью.
Сержант, отдав честь, переведя внимательный взгляд на осужденного, замешкался, ловя в немом ожидании взгляд подполковника. Тот взглядом указал на дверь.
Сержант-конвоир тут же исчез, тщательно прикрывая за собой дверь.
Оставшись наедине подполковник, соизмеряя с ног до головы Виталия Говорухина, с заинтересованностью рассматривал неприкрытым оценивающим взглядом.
Осужденный, как ни в чём не бывало, выдержал пристальный взгляд начальника, не вздрогнув не единым мускулом всё так же держа руки в замке за спиной.
Начальник, не выдержав затянувшейся паузы глядя мимо осужденного, строго произнёс:
– Вольно! Руки можно произвольно!
Теребя кулаком подбородок, направился к столу, уютно расположившись в кресле держа в руках личное дело, полюбопытствовал:
– Как же ты так мил человек?
Положив личное дело, пытливо посмотрел в упор, указывая рукой на стул перед столом, вежливо предложил:
– Садитесь осужденный Говорухин.
Виталий, выдерживая паузу, по-прежнему стоял как вкопанный.
– Садитесь, садитесь, Виталий Говорухин, в ногах правды не было, нет, да и не будет! – тяжело вздохнув как – то озадаченно добавил. – Проверил лично прожитыми с лихвой годами.
Стуча пальцами по виску, вслух констатировал:
– Она фокусируется исключительно здесь!..
Виталий нехотя подошёл к стулу, садясь, тяжело вздохнул, устремляя взгляд в сторону окна, через которое на него шли прямые солнечные лучи, поспешил незаметно для постороннего взгляда их вдохнуть.
Начальник всё-таки невольно перехватил его взгляд, жаждущий свободы.
Поражаясь такому порыву, взглядом показывая на папку с личным делом, барабаня по ней перебором пальцев, недоумевая, выпалил:
– Как-то всё не связывается. Вы и ваш срок! На воле были активным отзывчивым товарищем. Лучший из лучших!
Виталий с едва заметной кривой усмешкой лишь уголками губ перевел холодный пустой взгляд на подполковника, силясь выстоять удар судьбы, отвернулся от лучей солнца.
Подполковник, наблюдая за ним, утомлённый затянувшейся паузой резко положа широкую ладонь на папку, подметил:
– Да, уж… Жизнь – поле, по которому босыми ногами ходит судьба…
Вздыхая, видя в мужчине напротив – человеческое начало, а в людях он не ошибался, скорее в поддержку произнёс:
– Значит! Её бедолагу в лапти взули раз уж ты здесь передо мной заключенным сел.
Продолжая с любопытством смотреть на осужденного, поспешил спросить в лоб:
– Ждёшь пересмотр? – отвечая самому себе. – Жди! Но не надейся! Так будет легче! – изучая каждый мускул на лице осужденного, посоветовал. – Ты Говорухин смотри не отчуждайся! Люди… Я понимаю здесь у нас разные! Но в одиночку долго ли протянешь? С соседом, как? Не обижает? Тот жалуется. Говорит: «Скрытный ты не в себе. Думает, что ты самый настоящий псих. Просил перевести…»
Виталий, закусывая губы сквозь зубы процедил:
– Да уж, как – нибудь протянем. Побагровев в лице: – Как – нибудь, сориентируемся.
Поднимая на подполковника глаза, зло заметил: «Живучие мы Говорухины! Не псих, точно!»
Начальник, выдержав его пристальный взгляд, со вздохом констатировал:
– Так нельзя у нас! Не курорт, не пионерский лагерь! Тюрьма-а!..
Тот на это никак не прореагировал. Подполковник, выведенный из себя безразличием «горе-осужденного», несколько раз стукнув по столу указательным пальцем, перешёл на фальцет:
– Ты часть «Системы» и надо жить по её законам иначе сомнёт, сломает, наедет как каток, сделает из тебя такого фасонистого и гордого – трафарет на стене моего заведения, и будешь…
Глядя исподлобья:
– «Цыплёнок табака без фарша» жизнь выжмет до капельки, изуродует, зло. – Вижу мужик!..
