Начав грустить, Фурман еще раз обошел все отделение и в дальнем конце изогнутого коридора у таинственного ВЫХОДА обнаружил небольшую группку детей, окруживших молодого врача. Этого доктора все любили: всегда-то он ходил с кем-нибудь в обнимку, подбадривая и подмигивая встречным, поглаживая их по плечам и головам. Вот и теперь он что-то рассказывал, и все смеялись. Осторожно улыбаясь – ребята тут были в основном малознакомые, – Фурман подошел к ним. Оказалось, что у веселого молодого доктора закончилось дежурство и он уже собирается уходить ДОМОЙ. Все хором упрашивали его задержаться и побыть с ними еще чуть-чуть – «хотя бы один часик», «десять минут», – но он говорил, что его ЖДУТ ДОМА, чтобы вместе встречать Новый год. Пока доктор натягивал пальто, девочки постарше принялись жадно расспрашивать его, кто ждет дома и что они там сейчас делают. «Счастли-и-вые… Везет же им», – со спокойной завистью сказала одна из девочек. Доктор даже немного смутился: «Ну, а вы-то что – разве вы такие уж несчастные? Вон, у вас и елка стоит наряженная… Скоро к вам Дед Мороз придет!» Все вежливо заулыбались, провожая его, поздравляя с Новым годом, прикасаясь к его темному пальто, без всякой надежды уговаривая остаться на одну эту ночку… Дверь закрылась, и все разлетелись кто куда.
Когда однажды вечером Фурмана вывели в тот же зал к родителям и ОТДАЛИ им (насовсем?..), он не проявил никакой радости. Выяснилось, что он позабыл, как правильно надевать уличную одежду. Торопливые мамины руки удивляли его и странно тревожили. От свежего воздуха его слегка закачало. Он делал и делал шаги по… и нюхал, и слушал звуки из-под меховых ушей своей старой шапки, и ехал в троллейбусе с замерзшими окнами, и вошел в свой подъезд, и нерешительно, но уже почти поверив, что вернулся, сел на краешек родного дивана в большой комнате…
Мышка
– Ой, мышь! – закричала мама где-то в дальних комнатах, и все кинулись туда. У мамы и дедушки были гневные лица, а Фурман чувствовал странный ужас и азарт. Дедушка рылся в углу, мама заглядывала за пианино, Фурман, открыв рот, пугливо осматривался: мышей он видел только на картинках и плохо представлял себе их размеры…
– Да тут, тут она сидит! – убежденно повторяла раскрасневшаяся мама, с брезгливой нервностью пытаясь подвинуть пианино.
– Надо палкой какой-нибудь там пошуровать, – сказал дедушка. – Чтоб она выскочила.
Пока он ходил за большой щеткой, маме удалось расшевелить пианино, и вдруг что-то мелкое вымелькнуло оттуда и с тошнотворной быстротой исчезло в углу. Фурман, содрогаясь, визжал. «Перестань!» – ожесточенно выкрикнула мама.
Охота продолжалась еще некоторое время, но зверь ушел. Взрослые были озабочены и неудовлетворены, а Фурман, наоборот, радовался, что вся эта пугающая возня закончилась.
Мама посадила его в тамбуре на горшок, и все разошлись. Время от времени Фурман на всякий случай озирался и прислушивался неизвестно к чему. На кухне звякала посуда. Зашумел кран. В большой комнате ходил дедушка. За спиной у Фурмана откуда-то из-под пола уже давно раздавалось равномерное поскребывание. Поскольку на первом этаже размещалась почта с посылочным отделением, разнообразные звуки снизу не были чем-то неожиданным: то тоненькое постукивание, то глухое буханье, то еще что-нибудь. Но Фурман вдруг представил себе, что это и есть то отвратительно юркое и гибкое, что исчезло как раз с другой стороны стены, и, подскочив на горшке, стал громко звать маму.
По тревоге он был быстро снят и приведен в порядок. Пока мама ходила с горшком, дедушка, как всегда нежно, попросил Фурмана отойти в сторонку и стал резко двигать и трясти листы фанеры, составленные у стены, – похоже, именно оттуда Фурман слышал странное царапанье.
Движения у дедушки были самые решительные, глаза сверкали из-под нахмуренных бровей, в отставленной руке он опять держал большую щетку. Внезапно он отпрыгнул, громко чертыхнувшись, и несколько раз с силой ткнул щеткой в угол и по фанере. Потом все замерло.
– Убежала! – с отчаянием произнес дедушка, опуская щетку.
Но тут вдруг какая-то змейка метнулась к его ногам – дедушка успел только издать странный удивленно-растерянный звук: «Ут?!» «Вот она!!!» – отпрянув, взвизгнул Фурман, и мама, бежавшая с горшком по коридору, ахнула, а дедушка резко развернулся и стал с размаху наносить удары по полу. «Да все, все, хватит, – сказала мама. – Все уже».
Мышка оказалась совсем маленьким черненьким зверьком с сереньким брюшком, узеньким оскаленным ротиком и бледненькими стебельками ручек. У нее были добрые черные усики и какой-то посторонний, как шнурок, хвост. Голова у нее была размозжена, и вокруг валялись мелкие ошметки.
Фурман был ошарашен и испытывал теперь чувство стыда за дедушку. Он не думал, что мышка – такая жалкая.
Мама была довольна.
– Может, не надо было ее убивать? – робко спросил Фурман, глядя, как мама заметает непослушное мышкино тельце на железный совок.
Дедушка, снова ставший обычным, ласково потрепал Фурмана по плечу: «Ступай, ступай, мальчик».
Борьба
Возня началась между маленьким Фурманом и подростком Борей, который все поддразнивал, все придумывал новые непонятные клички, все подгонял да подталкивал с покровительственной усмешечкой. Маленький Фурман боролся с удовольствием, с напором. А Боря больно нажимал на чувствительные места да выкручивал пальцы.
В комнату за чем-то вошел папа и шутливо стал защищать младшего сына. Вскоре мама, ворча, оторвала раскрасневшегося Фурмана, который и на ходу продолжал, вихляясь, увертываться от Бориных пинков, и увела его по нужным делам. Папа с Борей остались возиться на диване: Боря пытался зажать папину шею в «клещи», а папа давил его весом и отталкивал.
Пока Фурман умывался на коммунальной кухне, в комнатах что-то случилось, нехорошее. На месте борьбы расхаживал бледный Боря с отчаянными выпученными глазами. Разговаривать он не хотел. А папа почему-то лежал в большой столовой на старом диване: голова у него была запрокинута, взгляд по-собачьи жалкий, время от времени он прикрывал глаза и тихо постанывал.
Фурман путался у всех под ногами, поэтому ему с необычной жесткостью предложили два занятия на выбор и посадили в коридоре на горшок, сунув машинку. Он сидел в темном закутке напротив входной двери и прислушивался к тому, как все продолжают нервничать.
Катая вокруг себя машинку, Фурман пришел к выводу, что Боря, наверное, сказал папе что-то ужасное и все так на него разозлились, что теперь не желают слушать его оправдания и даже стараются не смотреть в его сторону.
Про Фурмана, похоже, все забыли, а ему уже стало тяжело сидеть. Он стал негромко звать кого-нибудь, но никто не шел. Вдруг раздался звонок в дверь, и все сразу выбежали в прихожую, говоря, что это приехала скорая помощь. За дверью стоял огромный бородатый дядька в какой-то потрепанной черной шинели, на голове у него виднелась маленькая черная меховая шапка, а в руке он держал чемодан. «Это бандит! – в ужасе решил Фурман. – Они же не спросили кто там?…»
