Большинство ее подруг, оставшихся со школьной поры, или замужем или делают успешную карьеру, зарабатывая очень приличные деньги. И только Доминик, хотя в школе ее считали способной, не имеет будущего. Она выросла среди картин, знает и любит их. От отца она унаследовала интуитивное чутье на настоящее искусство. Ей очень легко даются книги по истории живописи, она безошибочно отличает оригинал от самой совершенной копии, тонко чувствует настоящую цену той или иной картины, умеет отыскивать настоящие шедевры на самых малообещающих распродажах и аукционах. Родители никогда ни к чему не принуждали Доминик, но они ни на секунду не сомневались, что она никуда не уедет и со временем займет место своего отца, тихо старея среди экспонатов музея.
В свое время в семье обсуждался вопрос, не отправить ли единственную дочь в университет, чтобы она могла получить хотя бы степень бакалавра. Однако ее отъезд автоматически означал бы необходимость нанимать еще одного сотрудника, причем очень опытного и знающего, а денег у музея и так не хватает, хотя отец не отказывается ни от какого заработка.
Итак, здравый смысл, которого у Доминик было в избытке, обрисовывал ее будущее одними лишь серыми красками.
О Поле она больше не вспоминала. Зато чаще, чем ей хотелось бы, вспоминала о мистере Сиднее Харпере: мысли о нем приходили ей в голову в самые неподходящие моменты. Она ругала себя всеми страшными словами, какие только знала, за эту слабость, но ничего не могла с собой поделать. Доминик чувствовала в нем какую-то загадку, уж больно не вяжется его внешность Джеймса Бонда с профессией искусствоведа. В тот день, когда она встретила его на пляже и привела домой, они с отцом провели в кабинете часа два, после чего таинственный гость откланялся. Доминик тогда не удержалась и спросила у отца:
— Очень компетентный господин, — пробурчал отец, — интересовался портретом Рейнольдса, тем, который мы недавно нашли на распродаже… Собирается вернуться еще до Рождества…
На том и закончился тогда разговор о мистере Сиднее Харпере.
2
Сидней Харпер, не подозревавший о том жгучем интересе, который его особа вызывает у неприметной дочери директора музея Джеймса Энсора, пребывал в Лондоне. В данный момент он поднимался на третий этаж современного здания, известного всем жителям британской столицы под именем Новый Скотленд-ярд.
Сидней открыл дверь с табличкой «Отдел по расследованию преступлений в сфере изящных искусств», который сотрудники называли просто «музейным отделом», подмигнул секретарше и вошел в кабинет своего шефа Ралфа Прескотта.
— Присаживайся, Сид. — Ралф, не отрывая глаз от лежащих перед ним документов, показал на кресло напротив себя. — Завтра представишь подробный отчет о командировке, а сейчас просто скажи «да» или «нет»… Ты что-нибудь обнаружил в Остенде?
— Обнаружил прекрасного Рейнольдса.
— Острить будешь в другом месте!.. Ван Блоом наш клиент? Да или нет?
— Похоже, что нет… Во всяком случае, я не нашел никаких доказательств того, что он имеет отношение к сбыту краденых картин.
— Стало быть, честный коммерсант?
— Скорее даже не коммерсант. Директор-энтузиаст, влюбленный в живопись Энсора. Торговля произведениями искусства для него просто способ добыть немножко денег для своего музея. Впрочем, я буду абсолютно уверен, когда съезжу туда перед Рождеством.
— Значит, у тебя все-таки есть сомнения, что в музее Энсора все чисто?
— Да нет. Просто хочу еще раз все проверить — надо же отработать версию до конца. Вообще-то у меня там личный интерес…
— Что, у менеера ван Блоома есть хорошенькая дочка?
— У него действительно молодая дочь. Правда, совсем не хорошенькая. Нет, меня интересует не она, а один парень, который жил в восемнадцатом веке и писал неплохие портреты.
— Хочешь купить их Рейнольдса?
— Вроде того… Хочу показать его одному человеку, которому он очень нужен.
Оставалось всего несколько дней до Рождества. Доминик заканчивала реставрацию «Портрета неизвестной молодой женщины» Джошуа Рейнольдса. Работа была кропотливая и неспешная. Сейчас картина уже почти приобрела первоначальный вид, но еще предстояло несколько дней труда. И хотя руки и глаза Доминик были заняты, ничто не мешало ей думать. К ее удивлению, наиболее частым гостем в ее мыслях был мистер Харпер.
Как это часто бывает, тот, о ком думаешь, тут же напоминает 6 себе. Так что она не особенно удивилась, когда раздался телефонный звонок и она услышала знакомый низкий голос:
— С наступающим Рождеством, юфрау ван Блоом. Это Сид Харпер. Я только что приехал в Остенде и собираюсь к вам заглянуть, если вы не против.
— Конечно, ждем вас. — Доминик постаралась, чтобы это прозвучало как можно безразличнее.
Минут через десять у входа зазвенел их старомодный колокольчик. Открыв дверь, Доминик увидела Сиднея Харпера собственной персоной.
— Ну как ваш Рейнольдс? — спросил он, расположившись в гостиной, после того как взаимные приветствия и дежурные вопросы остались позади. — Кажется, я нашел вам покупателя на него. Сегодня он прибывает в Брюгге вечерним паромом. Завтра я привезу его к вам в Остенде.
— Я почти закончила ее реставрацию. — Доминик пожала плечами. — Но отец не продаст ее, пока не будет точно установлено, что картина действительно принадлежит кисти Рейнольдса. Он как раз ждет со дня на день эксперта из Англии.
— Эксперт из Англии перед вами, милая барышня, и у этого эксперта нет ни малейших сомнений по поводу авторства портрета. Так что готовьте документы на продажу. Не сомневаюсь, что цена вас устроит.
— Хорошо, я скажу папе.
Доминик ждала, что гость сейчас встанет, попрощается и уйдет, но он отчего-то медлил. Молчание становилось неловким, и Доминик почувствовала необходимость нарушить его.
— Вы, наверное, собираетесь как можно скорее вернуться в Англию, чтобы успеть к Рождеству? — Она сама не заметила, что грустно вздохнула. — Уверена, ваша семья с нетерпением ждет вас…
— Во всяком случае, я на это надеюсь. Когда же еще вспоминать о семье, как не в рождественские каникулы. — Харпер пытливо вглядывался в ее задумчивое лицо. — А вы тоже будете проводить Рождество в кругу семьи?
— Я? Нет, конечно. То есть… я хочу сказать, что у меня нет своей семьи — только мама, папа и я. — И, словно спохватившись, что сказала слишком много, торопливо добавила: — Но мы обычно очень весело проводим Рождество втроем.
Сидней решил, что Доминик сказала не совсем то, что думает. Пусть она и не похожа на девушку, которая обожает веселые шумные вечеринки в компании сверстников, наверняка ей все-таки скучно проводить рождественский вечер в компании родителей в пустом здании музея. Он неожиданно поймал себя на желании сделать ей что-нибудь приятное, но поспешил отогнать эту нелепую мысль.
