— В чем дело, а? — пьяно заорал он, с подозрением глядя на Эша. — Спишь один? Разве ты не знаешь, что это противоречит здешним правилам?
Он громко расхохотался. Эш встал и надел жилет.
— О чем это ты? — без всякого интереса спросил он.
— Послушай, Эш… — Тим подошел к нему ближе. — Пойдем со мной, приятель. В зеленой гостиной творится такое — тебе и не снилось! У меня от удивления аж глаза на лоб полезли! Идем скорее, не то опоздаем.
Тим схватил Эша за руку и потянул за собой. Эш вырвался. Тим, кажется, обиделся, но Эш постоял в нерешительности, потом, пробормотав: «А, пропади все пропадом!» — потянулся за пиджаком.
Тим сразу же повеселел и принялся молоть какую-то чушь, которую Эш почти не слушал. Они вместе направились по коридору к лестнице. Многоцветье нарядов и шум голосов обрушились на него, и, чтобы отвлечься, он попытался воспроизвести в памяти портрет девушки. Когда он делал набросок, ему казалось, что отдельные детали рисунка останутся в памяти навсегда, что такая чистота и совершенство будут неподвластны времени и сохранятся вечно, чтобы он мог в любой момент достать их из кладовых памяти и воссоздать пленивший его образ. Однако черты лица юной незнакомки, запечатлевшиеся в памяти, казалось, навсегда, уже становились расплывчатыми, утрачивали четкость. Через год-два он окончательно забудет, что когда-то делал этот набросок.
Эш уже не в первый раз пожалел, что расстался с рисунком, но в то время он еще не понимал, как много потерял. Пройдет много лет, прежде чем Эштон Киттеридж снова возьмется за создание подобного портрета, и еще больше времени потребуется для того, чтобы он понял, что такое невинность, так же отчетливо, как в тот момент, когда смотрел в глаза той девушке.
Глава 2
Глэдис торопливо шла по коридору, направляясь к черной лестнице. Голова у нее слегка кружилась — и оттого, что она чуть было не попала в беду, и оттого, какой неожиданностью это обернулось. Через каждые несколько шагов она останавливалась, чтобы взглянуть на подаренный рисунок и еще раз подивиться поразительному сходству, которое сумел передать на бумаге этот джентльмен. Ей не терпелось показать рисунок Хиггинсу и Фаберу на кухне, а также Хромому Джиму, младшему груму, который вечно поддразнивал ее. У них глаза на лоб полезут от удивления! Ее собственный портрет, да еще нарисованный рукой знатного господина!
Но потом она вдруг передумала. Наверняка они будут завидовать ей или даже подумают, что за это она сделала что-нибудь такое, чего она никогда делать не стала бы. Могут даже подумать, что она украла рисунок, ведь сам молодой джентльмен сказал, что он ценный. Да, тут есть над чем поразмыслить. Глэдис в нерешительности остановилась на лестничной площадке.
— Эй, ты, девушка!
Глэдис вздрогнула, узнав голос миссис Ньюбрайт, и почувствовала, что бледнеет. Она торопливо сложила лист бумаги и спрятала его за лиф платья, потом с виноватым видом быстро повернулась к миссис Ньюбрайт, приближавшейся к ней.
Ньюбрайт была высокой, костлявой, с узким лицом и глазами, горящими, словно угли. Она одевалась в черное с головы до пят, и слуги за глаза называли ее Пугалом. Глэдис же она скорее напоминала палача.
Миссис Ньюбрайт уставилась на нее сверху вниз сверлящим взглядом. В голове Глэдис пронеслась тысяча возможных промахов, за которые она могла бы заслуживать наказания, и у нее душа ушла в пятки от страха. У нее отлегло от сердца, когда Ньюбрайт всего лишь сунула ей в руки хрустальный графин и грубо приказала:
— Сбегай в кладовую и наполни графин бренди для герцогини. Да поторапливайся!
Глэдис прижала хрупкий графин к груди, и испытанное ею минутное облегчение сменилось паникой. Она не знала, где находится кладовая. Она даже не знала, кто такая герцогиня. Она открыла было рот, чтобы спросить, но экономка сразу же ее оборвала.
— Ты что, оглохла? — рявкнула она, занося руку для удара.
— Нет, мэм! Я хочу сказать, да, мэм, сию минуту, мэм! — Она бросилась вниз по лестнице, сама не зная, куда идет.
Ее охватила паника. Случай в спальне молодого джентльмена показался ей по сравнению с этим сущим пустяком. Ньюбрайт заметила ее, и если она не выполнит поручения, то получит хорошую трепку, после чего ее, как пить дать, вышвырнут из дома без рекомендаций.
Она спускалась по лестнице все ниже и ниже, прижимая к себе пустой графин, словно в нем находился бесценный эликсир жизни. В ее мыслях царил полный хаос. Может быть, она уже прошла мимо кладовой? Или еще не дошла до нее? Даже если она отыщет эту проклятую кладовую, то как ей уговорить дворецкого дать ей бренди? И уж если предположить, что она получит бренди и умудрится не заблудиться на обратном пути, то как ей найти герцогиню?
А потом случилось самое ужасное: лестница кончилась.
На мгновение Глэдис замерла, тупо глядя на узкую дверь, перед которой оказалась, изо всех сил пытаясь взять себя в руки и не поддаваться отчаянию. Наверное, она еще не дошла до кладовой. Из-за двери до нее доносились взрывы смеха и голоса, а это значит, что она еще не спустилась до самого нижнего этажа. Наверное, на этом этаже еще одна лестница, ведущая вниз.
Она осторожно открыла дверь и проскользнула внутрь, оказавшись в небольшом холле. Здесь были расставлены маленькие изящные столики и удобные кресла. В комнате было душно, пахло свечным воском, и в воздухе носился какой-то странный дымок. Некоторые молодые леди и джентльмены удобно расположились в креслах, другие входили и выходили из гостиной, откуда время от времени доносились визги, одобрительные крики и веселый смех. Не успела Глэдис сообразить, где это она оказалась, как случилась самая немыслимая на свете вещь: мимо нее, чему-то громко смеясь, прошли нетвердо державшиеся на ногах незнакомые лорд и леди и сильно толкнули ее, отчего хрупкий графин упал на пол и разбился вдребезги.
Нетрезвая парочка даже не заметила случившегося и не оглянулась, а Глэдис, помертвев от ужаса, тупо уставилась на осколки своего будущего, разлетевшиеся по полу. Однако звон стекла привлек внимание другого человека, и Глэдис, опустившаяся на колени, чтобы подобрать осколки, услышала, как какой-то мужчина крикнул:
— Гидеон, старина, а что ты скажешь насчет этой милашки?
Глэдис в страхе поняла, что привлекла чье-то внимание, и услышала приближающиеся шаги, но заставила себя не поднимать голову. Собирая дрожащими пальцами осколки стекла, она молила Бога, чтобы на нее не пожаловались миссис Ньюбрайт.
Шаги остановились рядом с ней, она боязливо взглянула вверх и встретилась взглядом с лордом Уинстоном.
Гидеон Финчли, четвертый граф Уинстон, унаследовал от матери внешность белокурого ангела, ее аккуратный нос и стройность фигуры. От отца ему достались сногсшибательная мальчишеская улыбка, озорные голубые глаза и умение использовать то и другое в своих интересах. Дед по материнской линии передал внуку некоторую беспечность и склонность к безрассудной дерзости, а где-то еще дальше в ветвях фамильного генеалогического древа маячил едва различимый призрак предка-норманна, чья способность выживания включала беспощадную жестокость, позволявшую сметать с лица земли целые деревни и прибирать к своим рукам чужие земли. Капля этой варварской крови также текла в жилах Гидеона, хотя в нынешние времена редко возникает потребность воспользоваться такими опасными ресурсами.