– Из Лондона? – спросил он тоном человека осведомленного, с легкой насмешкой в голосе.
– Это так очевидно, не правда ли?
– Вы не походите на местных барышень.
Если бы у нее было настроение, она сказала бы ему, что она и на лондонских леди не похожа. Поклявшись, что никогда не позволит выдать себя замуж – продать на аукционе, как какую-то племенную корову, – она поставила на себе клеймо – отбилась от стада. Как выяснилось, задача оказалась не такой уж трудной. Никто не хотел покупать обедневший «синий чулок», даже с отличной родословной.
– Действительно, не похожа, – сдержанно ответила она, прекрасно понимая, что он не желал сделать ей комплимент.
– Действительно, не похожа, – эхом откликнулся он, едва сдерживая смех. – В жизни не встречал такой надменной барышни.
– Надменной? – воскликнула она. – Ну, это уже слишком! Особенно из уст такого самонадеянного грубияна.
– Видит Бог, вы язва, – со смешком произнес он ей на ухо. Удивительно, но эта беседа, похоже, его забавляла.
– Потому что мне не нравится, когда меня оскорбляют?
– Нет, потому что из ваших уст течет один лишь уксус.
– Тогда я избавлю вас от дальнейших разговоров, – парировала она, покраснев от раздражения.
Он засмеялся и привлек ее еще ближе к себе. Смех у него был гортанный и хрипловатый. Рука его слегка подвинулась вверх, ладонь легла на ребра. Крайне неприличный жест. Она, возможно, могла бы положить конец этому безобразию, если бы нарушила обет молчания. Но вместо того, чтобы заговорить, она решила молча сносить неудобства, связанные с его близостью, стараясь не ощущать того, как быстро забилось сердце под его широкой ладонью, покоящейся в паре дюймов от ее груди, не замечать того, что от этой ладони исходят тепловые волны, прокатывающиеся по ее продрогшему телу.
Яго трусил по мокрой дороге, то и дело спотыкаясь, когда попадал копытом в выбоину. Вдалеке прогремел гром. Гроза встревожила коня. Яго беспокойно заржал.
За спиной у Порции незнакомец что-то ласково пробормотал своему коню, заставляя ее испытывать довольно странные ощущения.
– Что-то подсказывает мне, что вы не привыкли держать язык за зубами.
Порция подскочила, застигнутая врасплох этими словами. Бархатный голос возле ее уха обращался к ней, а не к животному.
– Говорите, я не против, – пробормотал он, и рука его продвинулась еще чуть выше, так что большой палец почти коснулся ее груди снизу. – Мне нравится вас слушать. Такая правильная речь. Отрывистая, но мягкая. С придыханием. Словно корсет ваш слишком туго зашнурован.
Кровь бросилась ей в голову. Она чувствовала, что покраснела до корней волос. Как посмел он заговорить о ее нижнем белье? Возмущение ее достигло опасного предела, когда он добавил:
– Знаете ли, я мог бы помочь вам его расшнуровать.
– Вы… вы – животное! – крикнула она, дернув плечом, чтобы освободиться от его плаща.
Яго угодил копытом в очередную выбоину, и они утратили равновесие. Порция завизжала, соскользнув с колеи незнакомца и едва не свалившись на землю. Крепкая рука перехватила ее поперек талии. Она вцепилась в тугое, с натянувшимися мышцами предплечье.
– Не визжите, – резко скомандовал он. – Вы напугали коня!
Прикусив губу от напряжения, она цеплялась за его руку, как за канат, в отчаянном усилии избежать падения. И тут внезапно конь споткнулся очередной раз.
И она полетела вниз. Вместе с ним. Пальцы ее мертвой хваткой держались за его руку, когда они, не разжимая объятий, ударились о землю.
Глава 3
Несколько бесконечных мгновений Порция лежала неподвижно. Она не могла и пальцем шевельнуть. Отчасти из-за шока, вызванного тем, что на ней, распластав ее по земле, лежал довольно крупный мужчина, отчасти из-за раздражения, вызванного очередным падением в грязь. Правда, на этот раз она погрузилась в грязь так глубоко, что у нее возникло ощущение, что ей вряд ли когда-нибудь удастся отмыться и очиститься. Грязь покрывала ее всю – каждый дюйм ее тела.
Повернув голову, она посмотрела вслед коню, со всех ног скачущему прочь по дороге. Поводья развевались по ветру, а окрестности оглашало тревожное ржание.
– Куда он скачет?
– Домой.
– Домой, – эхом повторила она, изумленно глядя на него снизу вверх.
Лицо его зависло над ее лицом, и холод серых глаз – вот все, что осталось в его лице не покрытым грязью. И от этого холода его взгляда ей сделалось еще холоднее, если такое вообще возможно.
– Да, в нескольких милях отсюда, – процедил он.
– О, великолепно! – воскликнула она. – Чудный у вас конь!
– С моим Яго все в порядке.
– В порядке? – возмущенно переспросила она. Еще немного, и ее начнет трясти от гнева. – Он нас бросил.
– Как бы вы поступили, если бы у вас на спине оказалась дикая кошка, которая визжит и царапается? Нет, я его не виню.
– Что это за конь, который так пугается малейшего шума? Настоящий конь и грома пушек не боится…
– Гром пушек он как раз может выдержать. А вот ведьмин визг – едва ли.
Поднатужившись, Порция толкнула его в грудь. Но от этого лишь глубже погрузилась в ледяную грязь.
– Вы не хотите с меня слезть?
– С удовольствием, – бросил он ей в лицо и прыжком поднялся на ноги.
Со злорадным удовлетворением она отметила, что он испачкался не меньше ее. Бросив на нее полный холодного гнева взгляд, он повернулся и зашагал прочь – следом за своим конем.
– Куда вы пошли? – крикнула она вслед, с трудом поднявшись на ноги, и чуть не упала, когда правая лодыжка ее подвернулась. Она едва не закричала от боли. Быстро перекинув вес на другую ногу, она закачалась на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие.
– Кузнец одолжит мне коня, – бросил он через плечо, не сбавляя шага.
Приподняв свои отяжелевшие от влаги юбки, она глубоко вздохнула и сделала шаг, думая лишь о том, как бы не упасть вновь. Унижаться перед ним не хотелось, но лодыжка болела невыносимо.
Сморщившись от боли, она похромала за ним, стараясь не очень отставать. Но каждый шаг давался с громадными мучениями, а его длинноногая фигура неумолимо отдалялась.
«Он меня бросит».
Глаза защипало от слез. В груди встал ком, готовый прорваться рыданиями. Она судорожно глотала воздух, не желая давать волю слезам. «Я не заплачу. Я не заплачу».
И в этот момент она почувствовала себя раздавленной жизнью, преданной своей семьей, своей матерью, писавшей ей все реже и реже, жизнью в тени грозной тучи, которая называлась нищетой и нависала все ниже. А теперь еще и он. Варвар, которому нет дела до того, что станет с ней. Оставивший ее мокнуть под дождем в грязи.
