Я отвлекаю ее от любимого зрелища совсем ненадолго, поэтому мне не грозят муки совести.
Потом, когда все уже кончено, я посмеиваюсь про себя, вспоминая, как Эндрю называет этот остров Антиоргазмом.
Не могу сказать, что мой первый опыт запомнился какими-то грандиозными ощущениями или продолжительностью, но, по крайней мере, я знал, что у меня есть девушка, которой я понравился. Теперь я думаю, что Мэри Энн мне тоже следовало подарить кольцо.
Ну да ладно, возвращаюсь к проницательности. Так вот, я иду к Бобби и говорю: «Спасибо, старик, это было нечто».
Вру, конечно.
Он говорит: «Да, это здорово, Кроу». Они так зовут меня: Кроу. Бобби продолжает: «Завтра мы опять идем в горы, и кто знает… Если не успеть что-то сделать сегодня, потом уже может быть поздно. А нужно хотя бы раз попробовать это, прежде чем умирать. Стыдно ведь будет явиться на небо и сказать Святому Петру, что ты забыл вкусить прелестей жизни, хотя и бы шанс».
Его слова западают мне в душу. Действительно, как он догадался, что для меня это было впервые?
Я подхожу к Эндрю и спрашиваю: «Слушай, приятель, какого черта ты разболтал Бобби о том, что у меня не было женщины?»
Эндрю отвечает: «Да брось ты, все мы в одинаковом положении, и нам нечего стыдиться друг перед другом».
Все дело в том, что я до сих пор не рассказал ему про Мэри Энн.
Ну, об этом потом. Это целая история. Даже не уговаривайте меня, чтобы я начал рассказывать прямо сейчас.
Не проходит и двух дней, как мы начинаем зачистку пещеры. Мы втроем разом вваливаемся в пещеру, но я спотыкаюсь обо что-то и распластываюсь на камнях. Не знаю, обо что я споткнулся, но догадываюсь, что невидимая преграда спасла мне жизнь, поскольку еще до того, как мне удается подняться, бой заканчивается. Счет один ноль в пользу Соединенных Штатов Америки.
Подгоняют вагонетку, чтобы эвакуировать раненых и убитых. Ее фары освещают пространство пещеры.
И тогда я вижу, обо что споткнулся. Бобби.
Прошитый пулей. Остекленевший взгляд устремлен в потолок пещеры. Устремлен в никуда.
Первое, что мне приходит в голову — называйте меня кем угодно, это уже неважно, — слава богу, он успел переспать с женщиной.
А от второй мысли мне становится страшно: «Как он узнал? Кто сказал ему, что смерть так близко?»
А третья мысль подсказывает, что меня вот-вот стошнит, и так оно и происходит.
Понимаете, все это я к тому, что Бобби был провидцем. Иногда я спрашиваю себя, всегда ли он был таким или этот дар открылся в нем перед смертью. Когда вы в двух шагах от гибели, у вас появляется возможность как бы заглянуть за тонкий занавес, разделяющий живое и неживое. Но у Мэри Энн впереди долгая жизнь, а она еще в молодости умела видеть будущее. У некоторых это получается.
Майкл — вот в ком теперь проблема. Он ничего не знает, и ему это даже невдомек. Он не обращает на это ни малейшего внимания. Я понимаю, что говорю о нем так, будто он — это не я. Хотя все мы знаем, что это не так. И все-таки. Ему предстоит выполнить свою часть работы.
Похоже, я исчерпал лимит своего присутствия на земле, верно? Ловить мне здесь больше нечего. Я никому ничего не должен. Можно ли мечтать о большем?
Глава четвертая
Майкл
Вскоре после полуночи, когда в сознании спящего всплывают зримые образы и возникает ощущение, будто все происходит наяву, а не во сне, Майкл погружается в непроглядную тьму.
Его сон лишен зрительных образов, а наполнен лишь звуками и ощущениями.
Он чувствует, как его руки и плечи задевают холодные и скользкие каменные стены, слышит звуки борьбы. Сдавленные крики, бессвязная речь на английском и на чужом языках.
На него валится чье-то тело, придавливая его к осклизлому, поросшему мхом камню Он чувствует боль от удара, спиной ощущает влажную стену. Чувствует, как перехватывает дыхание.
И вдруг голос, смутно знакомый, выкрикивает что-то понятное ему. Предупреждение. Мрачное, неожиданное, безнадежное.
«Уит!»
Он знает, что это предупреждение адресовано Эндрю, потому что Уит — это его прозвище.
Следующий звук, который слышит Майкл, исходит от человека, проколотого штыком.
Звук едва различимый, но вполне определенный. Хрип. Движение воздуха. Трудно описать этот звук, но он знаком. Его достаточно услышать один раз, и он запомнится на всю жизнь.
На удивление бодрый, он вскакивает на кровати и выкрикивает имя Эндрю, понимая, что уже ничего не изменить.
Через секунду вбегает Деннис.
— Что с тобой, черт возьми?
— О, кажется, мне приснился страшный сон.
— Кажется? Кто такой Эндрю?
— Не знаю.
Деннис качает головой и бредет обратно в постель. Уже в дверях он бросает через плечо: «Ты в последнее время какой-то чудной, старик».
* * *
Спустя три дня, уже на закате, Деннис находит его в зарослях кукурузы. Деннис намеренно прогуливается здесь. «Слишком неспроста», — думает Майкл. Он прячется среди высоких стеблей, чувствуя приближение нежелательного разговора.
— Ты опять развлекался с моей спиритической доской, — произносит Деннис.
Майкл ведет себя так, будто его поймали с поличным, будто его поступок противозаконный.
— Да? В самом деле?
— Ты вызывал кого-то.
— С чего ты взял?
— Да я только что брал ее в руки. И знаешь, что она у меня спросила? «Где Майкл?»
Майкл таращит на него глаза, чувствуя, что его пробирает холодная дрожь. Потом вдруг начинает хохотать, мотая головой.
— Правда, смешно, Деннис.
— Я не шучу, старик.
Майкл знает, что он не шутит, слышит это в его голосе и потому не хочет смотреть ему в лицо, боясь подтверждения своих догадок.
Он тяжело сглатывает слюну.
— Деннис, эта штука пугает меня до смерти. Я больше никогда не подойду к ней. Я теперь даже напиться не могу, потому что начинается паранойя.
— Ничего страшного, старик. Когда кто-то цепляется к тебе таким образом, это означает, что ему нужна помощь.
— Помощь? — восклицает он. — Какая еще помощь, Деннис? Заплатить за него налоги? А может, он хочет, чтобы я поменял ему шину? Интересно, чем я могу помочь духу? — Он срывается на визг, от чего перехватывает горло и начинается кашель.
Деннис невозмутимо смотрит на него.
— А почему ты у него не спросишь?
— Как же, конечно.
— Тогда я спрошу.
Майкл наблюдает за его удаляющейся фигурой. Сам он стоит как вкопанный, ноги словно приросли к земле и кажутся тяжелыми и никчемными. Такими же, как в том сне, когда надо было бежать.
