Мы встали, поели омлет и бутерброды с сыром и принялись привычно слоняться по комнатам, и тут папа предложил отправиться гулять в парк культуры и отдыха, где, оказалось, можно покататься на каруселях, посетить стереокино и пообедать отменным шашлыком, посыпанным луком. Я завизжала от восторга, мама быстренько накрасилась, и мы пошли в парк культуры.
В стереокино я так и не попала, но на каруселях накаталась до тошноты. Папа щедро одаривал меня сладкой ватой, а мама ненавидяще на него смотрела и платила за вату.
Со сладкой ватой наперевес мы ринулись в открытое кафе, где стояли липкие столики из белой пластмассы — все это кафе обслуживал один-единственный чадящий ларек с черноволосыми мужчинами в грязных белых фартуках. Мама вытащила из кошелька очередную купюру, которую папа тут же схватил и отправился за шашлыком, посыпанным луком, ну и, конечно, пивом.
Мама закурила. Она сидела напротив меня, скептически глядя вдаль, из ее рта вырывались хлопья дыма. За соседним столиком сидели двое мужчин и две женщины, мужчины смотрели на маму. Из ларька, как по команде, высыпали узбеки с отвисшими челюстями и тоже стали совершенно неприкрыто, ошарашенно ее разглядывать.
Моя мама была самой красивой мамой во всем детском саду. На нее всегда все пялились. Один папа, кажется Витин, ежевечерне предлагал ей «посидеть, пивка попить», но мама почему-то отказывалась. Наверное, потому что Витин папа был жирным и бритым налысо, излучающим простую надежность, а мамочка питала слабость к таким мужчинам, как папа: небритым, полупьяным, трахающимся направо и налево.
Папа вернулся с заставленным подносом, и мы стали есть. В продолжение обеда папа еще четыре раза ходил в ларек за пивом.
На остановке троллейбуса мама запела: «Привет, Андрей! Ну где ты был, ну обними меня скорей!» — и папа сгреб ее в охапку, целовал и что-то шептал ей в волосы. В магазине, который располагался в подвале нашего дома, мы купили еще пива и жареную картошку в пакетах. А вечером смотрели мамин любимый сериал по Первому каналу.
В 10.23 приходит почтовое сообщение от линейного продюсера по «Дому-2» Вадима Голикова, что еженедельное собрание состоится. Я работаю на Самом Лучшем Канале, сокращенно СЛК, и, как ни страшно в этом признаться, занимаюсь «Домом-2», а также рядом других программ развлекательного свойства. Поразительно, что человек с таким мироощущением, как у меня, работает на развлекательном телевидении. Но это факт.
Еженедельное собрание заключается в том, что к нам в офис приезжает генеральный продюсер «Дома-2» Миша Третьяков и беспонтовые девицы из разных департаментов набрасываются на него, как тигры на свежую дичь, требуя одобрения изобретенных ими проектов разной степени дикости. Девица из рекламы, например, постоянно хочет утвердить своего спонсора — в прошлый раз им вознамерился стать быстродействующий гель от геморроя, и Третьяков восстал.
— Какой, на хер, гель? — спрашивал он. — Мне хватило мази от герпеса и скипидара для ванн! Нет, блядь, ну давайте сразу тогда шприцы рекламировать, а? Вы понимаете, что все, что имеет связь с герпесом, венерухой, геморроем, никак не может рекламироваться в «Доме-2»? Как это будет воспринято? Слишком часто Рустама нагибали и трахали в жопу, и вот теперь геморрой. Поможет отличный гель, так вы хотите?!
Все удрученно молчат.
— Девчонки, если вы ни хера не можете, если вы не можете даже найти нормального спонсора, зачем вы этим занимаетесь? Милые вы мои, вам домой надо, надеть сексуальное белье, подкраситься, сварить борщ и позвонить какому-нибудь мужику…
Девчонки начинают сначала тихо, но по мере разрастания хохмы Третьякова все увереннее хихикать.
— …и почаще смотреть «Дом-2», там все про это сказано и рассказано.
Хихиканье превращается в истерический хохот. У меня всегда в такие моменты появляется ощущение, что Третьяков действует на знакомых с ним женщин нашего канала как публичный акт мастурбации. Он — красивый мужчина с однозначной ориентацией, и он один на один с нами. Конечно, на еженедельных собраниях присутствуют и некоторые другие мужчины, но они больше похожи на шакалов в свите Шер-Хана, чем собственно на мужчин. А тут такой сказочный поворот: в наш душный мирок интриг на тему того, кто сядет у окна, раз в неделю врывается ослепительный чужак, ругается матом, и под его взглядом, все мы, несчастные, замученные девки без шансов на личную жизнь, обнажаемся… Мы все хотим секса, денег и признания, и так мучительно приятно видеть вас, Миш, у которого, как нам кажется, всего этого в избытке.
Следующая идея — у девушки с сайта «Дома-2», которая зачем-то хочет снять «самых красивых участниц» в загородном отеле, в спа, потому что это спа заплатило за какую-то статью на сайте.
— Наши участницы, в спа? — изумленно переспрашивает Третьяков. — Это так теперь называется? От слова «спать»? Там же этим надо будет заниматься, я правильно вас понял?
Девушка виновато улыбается.
— Так, у меня нет сейчас сил эту тему обсуждать. У кого-то еще будут ко мне вопросы? — Он обводит присутствующих взглядом.
— Миша, — робко вступаю я.
— Да, Сашенька. — Он бросает на меня быстрый взгляд и принимается тарабанить пальцами по столу.
Даже не знаю, с чем это связано, но моя речь, адресованная Третьякову, всегда очень вменяема, понятна, а просьбы, которые я высказываю, имеют определенный здравый резон. В этот раз я прошу дать мне Бузову и еще одного человека для прямой линии в «Комсомольской правде».
— Конечно, без проблем, звони! — Миша смотрит на меня как будто даже с удовольствием. — Когда линия?
— В четверг, на следующей неделе.
— Ну и чудненько, и прекрасненько. — Третьяков поднимается из-за стола.
Я тоже поднимаюсь, вместе со всеми, и в дверях снова ловлю на себе его взгляд.
Папа продержался ровно неделю.
В следующую пятницу он не забрал меня из детского сада, и Ирина Константиновна снова звонила маме на работу. Мама приехала через полчаса, и мы пошли домой. Ночевать папа тоже не пришел, он вообще как будто исчез.
После ужина мама пошла к соседям просить стремянку.
Получив стремянку, она залезла на антресоли и достала несколько клетчатых сумок из плотного целлофана. В них мама, не складывая, ворохом, побросала папины вещи (пиджаки вперемешку с ботинками), поднатужившись, застегнула на сумках молнии и вытащила баулы в коридор. Потом она позвонила какому-то Артему и попросила, чтобы завтра он заглянул и поменял замки на нашей двери.
Наступила суббота, Артем пришел и поменял замки, а папы все не было.
Он появился в воскресенье около пяти утра — колотил в дверь и что-то бормотал. Мама не открывала, он ушел. Через секунду она выпихнула сумки с папиными вещами на лестницу и крикнула, чтобы он вернулся и забрал их.
Конечно, развод с папой был крахом юных маминых мечтаний, конечно, она оказалась одна с маленьким ребенком, но все же за ней осталась папина двухкомнатная квартира. Свою однокомнатную мама предусмотрительно сдавала внаем.
