Якобы радикальная «перестройка», по сути дела, принесла мало что нового в уже существующие отношения мимикрии, ведь по меньшей мере четверть века «коммунистический» блок полностью имитирует «капиталистический» блок санаториев. До такой степени, что только различия количественного порядка существовали между двумя блоками санаториев. У них одна и та же цель: продукция и продуктивность. Один и тот же параметр: Gross National Product.[17]Одна и та же концепция: развить производительные силы до предела. (И одинаковая технология для достижения этого: иерархизация и статистификация человеческих масс с одной и той же целью — повышение эффективности их труда; жесткий менеджмент администраторов, отдающих приказания из высоких правительственных сфер и ассистируемых компьютерами, накормленными холодными фактами рынка, цифрами конкурентности, спада и подъема акций.) В обоих блоках одна и та же доблесть — трудоспособность. И висел над санаторием СССР лозунг: «Труд есть дело чести, доблести и геройства!», а над американским — подобная ему до деталей «Великая Американская Мечта», то есть средство и для достижения коммунизма, и для достижения money[18]предлагается одно — ТРУД.
Санаторий — самая механическая социальная конструкция, какая когда-либо существовала. Не отношение к Богу, не отношение человека к человеку есть ее фундаментальный принцип, но отношение человека к предметам.
Идеал санатория — сам санаторий. Потому у него нет цели, и, оправдывая свое существование, он находит оправдание в прошлом и в несанаторном мире. Истолкованная санаторными мэтрами история есть поступательное движение человеческих коллективов из бедности и страданий прошлых веков к кульминации истории — в уютно устроенное сегодня. Вчера истории, согласно такому толкованию, было ужасным, варварским, достойным презрения, потому что в нем не существовало всеобщего образования, автомобилей и теле, стиральных машин и электрического освещения ночи напролет улиц и архитектурных памятников, компьютеров, телефона, минителей и оплаченных отпусков. Обитатель санатория жалеет жителей прошлых веков, лишенных блистательных игрушек, проживших свой век без комфорта. Достигнув цели, никуда не стремясь (за исключением еще большего development[19]продукции и продуктивности), санаторный человек скучен. И скучна санаторная действительность. Скука в санатории не просто эмоциональная атмосфера, но насильственно введенный, официальный климат. Поскольку возбуждение и его крайности (атрибуты поведения возбуждающихся): отчаяние или восторг — признаны опасными, санаторий предпочтительно выбрал скуку как идеальный общественный климат. Ибо больные должны быть ограждены от крайних эмоций, а скука и есть средняя эмоция между восторгом и отчаянием.
Идеальные больные
Больные-модели всякий день являются перед нами на теле, щебечут мирными голосами из мембран радио, фотоулыбаются, цветные и черно-белые, со страниц газет и журналов.
Нам приводят в пример Бернара Тапи — он идеальный Бизнесмен, французский Стаханофф. В отличие от старого, вульгарного типа «миллионера» (Filthy rich: ванные краны и туалетная раковина из золота), он демократичен, много работает, голосует за социалистов, коллекционирует импрессионистов. Плюс он чуть ли не пролетарского происхождения. Подобно сердобольному мальчику, он подбирает больные бизнесы и вылечивает их. Он не нарушает спокойствия санатория, но, улыбаясь во всю симпатичную физиономию молодой еще Симоны Синьоре, действует поощряемыми санаторием спокойными легальными методами. Идеальный бизнесмен — всегда безжалостный эксплуататор машин, наемного труда и в постиндустриальном санатории — природы. Сегодня он в большой моде. Но похоже на то, что индустриалист будет объявлен преступником в уголовных кодексах первых годов после двухтысячного.
Идеальная больная — актриса Катрин Дэнёв, избранная символом — национальной Марианной, женщина, достойная доверия, призывала нас приобретать акции компании «Суэц» в абсурдно выбранный момент кризиса Биржи. Красивое, никогда не стареющее, спокойное лицо ее, возможно, будет продлено во времени с помощью двойника, подобно тому как бизнесмены — производители консервов для кошек — сумели найти замену скончавшейся celebrity[20]— Коту Моррису.
Вечная, как и Дэнёв, певица Мирэй Матье олицетворяет для окраин мира, для Китая и СССР,— француженку, и ее, тетю Францию, охотно озвучивают Краснознаменный хор Советской Армии и китайские пионеры.
В Соединенных Штатах Голливуд производит идеальных героев санатория в изобилии. Так же, как и Уолл-стрит. Лиз Тэйлор и Пол Ньюмэн такие же идеальные персонажи санатория, как был покойный Артюр Блумингдэйл (основатель «Dinners Club»[21]), есть Генри Киссинджер, и всегда остаются идеальные бизнес-семейства Рокфеллеров, Гугенхаймов и Фордов. Делать деньги не есть возбуждаться.
Наша эпоха, несомненно, испытывает пристрастие к нейтральным профессиям. Балет хорош тем, что в балете не разговаривают, следовательно, он nonsubversive[22]по сути своей. Барышников захватил себе Америку. Нуриев подвинулся и уступил часть французского поля Бежару. Нуриев возмутился… Бежар покровительствует своим любовникам… На все их беззубые страсти взирает гражданин, не рискуя заразиться вольномыслием и возбуждением.
По самому характеру их деятельности идеальными больными можно назвать couturier.[23]После 1945 года значение couturier в социальной жизни общества все растет, ибо в обществе, где функция казаться — самая важная, значение look[24]все увеличивается. В романах XIX века портной тенью проскальзывал из-за кулис, чтобы спустя мгновения за кулисы же и удалиться. Вместе с ростовщиком (или старухой-процентщицей) портной являлся отрицательным персонажем, преследовавшим романтических денди-юношей со счетом в руках. Иногда портной в облике толстого противного старика появлялся на сцене (в спальне романтического юноши) вместе с полицией. «Он задолжал всем… портному, ресторатору…» — на такие строки легко натолкнуться у Бальзака, Диккенса и Достоевского. Сегодняшний портной — Ив-Сент-Лоран — герой сцены, это романтические юноши оттеснены, выселены за кулисы. Портной дружит сегодня с сильными мира сего — с Раисой Горбачевой и Нэнси Рейган. Зачастую он — глава собственной империи; множество азиатских женщин работают на него. О couturier сняты фильмы и написаны многие книги. Аполитичный по сути своей, он всегда на стороне власти, ибо она протежирует ему и его бизнесу. Французский couturier Пьер Бержэ почему-то стал директором Новой Парижской оперы.
