Одежда. Затем еда. Шаг за шагом стелились перед ней, как дорога из желтого кирпича перед Дороти, шагавшей к Изумрудному Городу. Она почти улыбнулась. Джеку было четыре, когда они впервые посмотрели «Волшебника страны Оз». Летучие обезьяны так напугали его, что Калебу пришлось обменять ОУБ на «Машины». Одри делала попкорн. Они разрешили Джеку не спать допоздна, чтобы досмотреть любимый фильм, но он засопел на диване, раскинувшись у Калеба на коленях. Ее муж, невероятно светлый блондин, гладил пшеничные волосы их мальчика.
Что бы этот варвар ни планировал с ней проделать, к воспоминанию это не будет иметь отношения. И к другим воспоминаниям тоже: к тому, как Калебу выстрелили в сердце. Она видела, как мгновенно покидает его жизнь. А затем послышались крики Джека. Краем глаза Одри заметила Короля Дракона в длинном плаще, а затем капюшон лишил ее зрения — но не ужаса.
Хорошее и плохое воспоминания горели внутри, пока она не начала задыхаться. От физической боли можно было отделиться, как по щелчку выключателя. Но боль ее сердца атаковала Одри в самые неожиданные моменты.
Даже когда она стояла, голая и мокрая, перед незнакомцем.
Все еще дрожа, она подошла к месту, где он сидел. Еще никогда она так четко не осознавала количество хирургических шрамов, оставленных экспериментами доктора Астера. Некоторые шрамы не заживают даже у Королей Дракона.
— Ты дашь мне мою одежду?
— Здесь тебе ничего не принадлежит.
Она стиснула зубы.
— Тогда могу ли я взять ее взаймы?
От веселья в его глазах Одри захотелось эти глаза выдавить. Он крутанул запястьем. У ее мокрых ног упали простой топ и женские трусики. За ними последовал странный кожаный наряд.
— Одевайся.
— Здесь?
Он кивнул.
Пусть смотрит. Чувство собственного достоинства сменилось единственным инстинктом: выживания.
— Моего маленького сына зовут Джек.
Она сосредоточилась на этих словах, пытаясь отвлечься от собственной уязвимости, которая заставляла сердце колотиться о ребра.
Штаны оказались туго обтягивающими, дубленая кожа с подкладкой из денима и чего-то, похожего на... шелк? Рубашка была сшита из такой же странной комбинации. Она тоже плотно облегала тело, но при этом не сковывала движений. Неужели с нее сняли мерки, пока она была без сознания? Благой Дракон, сколько же существует способов унизить человеческое существо.
Впрочем, она не была человеком. Никогда не была, несмотря на количество фильмов от студии «Пиксар», пакетов с попкорном и бутылочек лосьона. Но, несмотря на это, она не могла избавиться от горя, наполнявшего грудь, как горячий песок. Ей нужно было проговорить это вслух.
Одри МакЛарен была учителем художественного класса в старшей школе, замужем за начальником маркетингового отдела. И это счастье она принимала как должное.
Теперь же как должное воспринималась только боль.
— Джек Роберт МакЛарен. — Сильное эхо коснулось задней стены тренировочного зала. — Ему почти шесть. Моего мужа звали Калеб Эндрю МакЛарен. Ему было тридцать четыре, когда он погиб, пытаясь защитить нашего сына. Я хотела бы проститься с ним, прийти на его похороны. Вместо этого я оказалась привязана к лабораторному столу. Доктор Астер язвил по поводу того, что никто не станет расследовать убийство. «Наша семья обладает значительным влиянием, миссис МакЛарен». Он всегда звал меня по имени мужа. Сыпал соль на все мои раны.
— Я не сказал, что тебе позволено говорить.
— Так останови меня.
Звероподобный мужчина встал. Такой чертовски высокий. Рост Одри, вполне пристойные метр семьдесят, рядом с ним ничего не значили.
— Это вызов?
— Я делаю, что сказано. Какая тебе разница, что я говорю? Мне нужно отвлечься на что-то, пока ты пускаешь на меня слюни. — Одежда была доспехом, буквально крепостью. И уверенность заполнила ее кости сталью. — Это тебя заводит? Смотреть, как беззащитная женщина дрожит и умоляет? Если я схвачу тебя между ног, ты, мерзкая скотина с промытым мозгом, я почувствую, что у тебя встал? Надеюсь, что нет. Думаю, что ты теребишь по ночам свой крошечный отросток и ругаешься без перерыва, потому что не можешь его поднять.
Массивные кулаки грохнули по его бедрам. Губа со шрамом дернулась. Глаза сузились до щелочек и теперь мерцали, словно драгоценный темный топаз. На его висках бился напряженный пульс, там, где заканчивалась татуировка змеи. Клеймо Астеров.
Отвратительно.
— Я не сказал, что тебе позволено говорить. — Это был не просто повтор. Это была прелюдия к жестокости.
Одри зачесала назад мокрые волосы и встретилась с ним взглядом.
— Старик хочет видеть меня здесь, и вряд ли ему понравится увидеть меня искалеченной. Могу поспорить, что ты не рискнешь его расстроить, воин.
Последнее слово она прорычала.
Воин бьется за свободу, а не за лакейские унижения в темноте.
— Ударь меня, забрось обратно в клетку или добудь мне какой-то еды, Дракон ее побери!
Во время схватки Лето стер бы эту наглую сучку в порошок. Переломал бы все ребра, прежде чем она смогла выпалить очередной бесящий его слог. Когда ошейники временно отключались, его скорость и рефлексы — отличительный знак клана Гарнис — позволили бы ему не только это.
Он не мог припомнить ни единого случая, чтобы неофит разбирался в тонкостях их отношений. Симбиоз. Если эта женщина не сможет развлечь публику, Лето разделит ее вину. Возможность потерять лицо бесила его до крайности.
Он задумался. Всегда было нечто, способное приструнить зарвавшегося неофита — неважно, насколько умного. Неважно, насколько, мать ее, сексуального.
Эту мысль Лето отбросил сразу. Точно так же, как попытался забыть заживающие хирургические разрезы на ее потрясающей золотистой коже. Осквернение.
— Возвращайся в клетку.
— Иди к черту.
— Можешь остаться здесь, но тогда я не буду тебя кормить.
Непокорность сияла в ее прозрачных глазах.
На этот раз Лето смог скрыть свое удивление оттого, что она знала, как выбирать битвы. Тигони не скрывали своего отвращения от Клеток. Они были Трикстерами в Пяти кланах, любили увиливать, а не драться. Они могли призывать огонь с небес, но мало кто воплощал свой потенциал. Потому что Тигони слишком много трепались.
— Возвращайся в свою клетку, Нинн из клана Тигони. Или я зашвырну тебя туда.
— А что случилось с позволением свободно перемещаться по этой... пещере?
— Оно было до того, как ты меня оскорбила.
Она с отвращением покосилась на его пах.
— Попала слишком близко к сердцу?
Он тянул ее за ухо, пока не коснулся его губами. От нее теперь вкусно пахло. Свежестью. Она отскоблила от себя сладковатый неестественный запах разложения, которым пропахли все присланные из лабораторий. Он никогда не позволял себе мысленно представлять себе лаборатории доктора Астера. Воображение лучше было приберечь для техник в бою. Но он не мог отрицать того, что говорили чувства.
