7 мая, остров Кранту
Хотя пляж — наша главная площадка для игр, мы с Хассом проводим много времени в тропическом лесу. В середине острова есть руины. Мама когда-то говорила мне, что на островах Тихого океана обитали полинезийцы, но Рам сказал, что эти руины не имеют отношения к полинезийцам. Он пояснил, что Полинезия — куда дальше на восток от того места, где мы находимся сейчас. В любом случае там стоят четыре деревянные колонны с резьбой и поддерживают каменную крышу. Папа велел нам не заходить под эту крышу, потому что это могло быть опасно. Он сказал, что деревянные колонны сгнили. И это только вопрос времени, когда вся конструкция обрушится.
Тем не менее мы заходили под эту крышу. Мы подзуживали друг друга забегать туда. Тот, кто был внутри, бегал там, а оставшийся снаружи кричал ему нечто вроде этого:
— Он падает! Ты сейчас умрешь! Тебя задавит насмерть! Тебя просто сплющит!
Около храма возвышался какой-то помост. Рамбута объяснил нам, что это алтарь для человеческих жертвоприношений. Он был в черных пятнах старой засохшей крови.
— Самые почитаемые и самые ужасающие — вот так они воспринимали богов. Они выбирали красивейших, умнейших юношей и девушек, выбирали того, кого любили больше всех, и приносили в жертву своим предкам, героям преданий и божествам, алкавшим крови, — рассказывал Рамбута. — Конечно же, это было очень давно. По крайней мере сто пятьдесят лет назад.
Сто пятьдесят лет назад! Но это было вовсе не так давно!
— Почему они убивали тех, кого больше всех любили? — спросил Хассан.
— Потому что пожертвовать кем-то, кто тебе безразличен, — это вовсе не жертва. Это должен быть кто-то, кто много для тебя значит.
— По-моему, это звучит несколько по-идиотски, — сказал я.
Но я тут же получил отповедь.
— Ты должен помнить, — сказал Рамбута, — что эти люди были очень суеверными. Они преодолели тысячи миль океанской глади на больших каноэ, чтобы попасть сюда. У них не было ни навигационных таблиц, ни приборов. Они ориентировались только по звездам, цвету воды, птицам, направлению движения волн и другим природным явлениям. Когда они достигали земли, преодолев шторма и бури, несмотря на голод и жажду, им необходимо было найти какую-то причину своей удачливости. Они верили в богов, которые их оберегают. Этим богам и приносили жертвы, чтобы показать, насколько люди благодарны им за то, что они подарили им такой прекрасный плодородный остров.
Боги тьмы! Да, мы вполне могли понять, что это значит. Мы даже чувствовали их присутствие в таких местах, как руины храма.
Спустя несколько дней после того, как яхта Портеров причалила к берегу, мы с Хассом играли в руинах. От жизни на острове мы слегка одичали и теперь обходились только плавками. Мы оба перепачкались и исцарапались из-за того, что спотыкались и падали, пробираясь по тропическому лесу. Мы носили ассегаи, которые папа привез из Южной Африки. Ассегаи — это зулусские копья с длинным лезвием и короткой рукояткой. Папа сказал, что они похожи на короткие римские мечи; зулусы не бросали копья, а кололи ими.
Мы с Хассом считали, что этими ассегаями очень удобно пользоваться в тропическом лесу. Мы представляли себя воинами-охотниками и оглашали окрестности боевыми кличами.
Мы охотились на диких бородатых свиней, надеясь убить одну из них на ужин. Впрочем, наши шансы были практически ничтожны. Они бегали слишком быстро для того, чтобы мы могли поймать их. Вдобавок мы боялись хряков. Они были большими, величиной с сенбернара. Длинные серые бороды на их мордах делали их похожими на странных стариков с маленькими пронзительными глазками. Рамбута говорил нам, что они могут прокусить бревно толщиной в семь сантиметров, настолько мощными были их челюсти.
— Да они запросто откусят тебе ногу! — сказал Хасс, добавив, как обычно, в своей живописной манере: — Все, что от нее останется, — это кровавый обрубок.
Этим утром мы испытали их нрав на собственной шкуре.
Неподалеку от храма мы нашли место, где паслись кабаны. Молодые кабаны двигались быстро, а кабанихи — еще быстрее. Но один старый кабан больше всего напоминал старого ленивого деда. Он неуклюже передвигался с места на место, тяжело дыша и сопя. Мы знали, что зрение у этих животных очень плохое. Если подходить к ним с подветренной стороны, то они не увидят охотника, пока он не приблизится на расстояние двух-трех метров.
— Мы сделаем так, — прошептал Хасс. — Вначале я стрельну в него из пращи. А потом мы подойдем к нему и прикончим его.
— А это сработает? — с сомнением спросил я.
Хасс стоял на своем.
— Ты же знаешь, что я отличный стрелок, — сказал он. — Я засажу ему прямо в голову, и он рухнет как подрубленное дерево.
Мое сердце быстро колотилось.
— Ну, если ты уверен…
Я представил себе, как мы притаскиваем в лагерь тушу, насаженную на длинный шест:
— Вау, папа скажет: «Вы, ребята, славно поохотились, ага? Отлично! Сегодня на ужин у нас будет жаренная на углях свинина. Вы можете сами выбрать себе кусок мяса, раз это ваша добыча».
Или что-нибудь в этом роде.
Хасс зарядил рогатку камнем и стал крутить ею вокруг головы. Тихий свист насторожил кабана, и он поднял голову. Он осмотрел тропический лес крохотными, глубоко посаженными глазками. В конце концов камень, выпущенный из пращи, просвистел в воздухе. Он попал старому чертяке точнехонько в бровь. Но вероятно, его череп был так же толст и прочен, как стена средневекового замка.
Вместо того чтобы упасть как подкошенному, кабан впал в ярость.
Он издал ужасный рык, от которого и взрослый мужчина мог застыть на месте от ужаса.
Пытаясь обнаружить, кто же его атаковал, он начал бегать кругами, которые все расширялись и расширялись.
— Бежим! — в ужасе крикнул Хасс.
Я и без него все понял. Со страшным шумом я бросился бежать сквозь тропический лес.
Мы с Хассом побежали в разные стороны. Каждый из нас надеялся, что кабан бросится в погоню за другим.
Я бросил копье и бежал к пляжу, рассчитывая броситься в воду и уплыть. Продираясь сквозь заросли, я утратил чувство направления. К своему ужасу, я не мог остановиться и подумать. Ноги сами несли меня вперед. Сердце колотилось где-то в горле. От страха я обезумел. Каждая лиана, каждый ползучий ротанг, казалось, хотели остановить меня. Они хватали меня за ноги, хлестали по лицу. Я весь исцарапался и ободрался. Все тело покрылось кровью вперемешку с грязью. Я продирался сквозь густые заросли, нисколько не заботясь о том, что ветки ранят меня.
