— Почему увы? — искренне удивился он.
— Мама такая красавица…
— Так и вы…
— Договаривайте, вы же хотели сказать: «Тоже не урод».
— О, как все запущено! Уверяю вас, Лиля, вы ничуть нехуже вашей мамы, просто как бы это сказать… Вы еще дичок, а мама ваша растениеуже обработанное селекционерами. К тому же Полина гениально умеет игратькрасавицу. В этом вся соль. Возьмите у мамы несколько уроков и, уверяю вас…
— Да нет, тут нужен природный талант. А вы умный.
— Спасибо на добром слове. Ну вот мы и приехали. Полинаговорит, вы еще не были в этой квартире.
— Не была.
— Вон видите на третьем этаже четыре освещенных окна,это вас ждут.
А вдруг Артем заявился прямо к маме, чтобы не проворонитьменя, он же не знал, каким поездом я поеду…
Сергей донес ее чемодан до двери и позвонил. Дверь мгновеннооткрылась. На пороге стояла Софья Яновна, домоправительница, как называла еемать и дальняя родственница.
— Лиля, деточка, наконец-то, заходи скорее, мамашаскоро будет, звонила уже, что едет! Выглядишь хорошо, не меняешься. Дай-ка, ятебя поцелую! — от Софьи Яновны вкусно пахло корицей.
— Сережа, заходите, Полина велела вас тоже к ужинузвать. Жаль Юрия Мироныча в Питере нет.
— Спасибо, Софья Яновна, непременно, только пойдуотгоню машину на стоянку.
— Идите, голубчик, может, уже и Полина прибудет.
Сергей ушел. Софья Яновна еще раз поцеловала Лилю.
— Пошли, покажу тебе твою комнату.
— Спасибо, но я хочу всю квартиру посмотреть.
— Да ты что! Полина меня убьет. Она сама хочет тебе всепоказать.
— Ладно, — засмеялась Лиля. Она уже поняла, чтоквартира обставлена на старинный лад, мебель сплошь антикварная. Впрочем, мамавсегда любила антиквариат. В комнате, куда провела ее Софья Яновна, стоялакрасивая кровать-лодка из карельской березы с черным деревом, такой жетуалетный столик, на полу лежал светлый ковер.
— Мать сказала, что это навсегда твоя комната.
— А шкаф тут есть? — полюбопытствовала Лиля.
— А как же. Только шкафа такого карельского она ненашла и вон что удумала.
В стене за изумительной красоты ширмой была едва приметнаядверь, которая вела в просторную гардеробную.
— Прелесть какая!
— Давай, может пока разберешь вещички-то. Да заодноглянь, подарки уж тебя дожидаются. Короче, я на кухню, а ты тут разбирайся.
На кровати лежала красивая большая коробка. Лиля досталаоттуда восхитительный светло-сиреневый пеньюар с ночной рубашкой. Голливуд,усмехнулась про себя Лиля. А в гардеробной на плечиках висел махровый розовыйхалат, мягкий и воздушный. Еще там обнаружились такие же тапочки. Хотелосьнемедленно облачиться в эту прелесть, но Лиля была уверена, что кроме Сергея,мама кого-нибудь еще непременно притащит к ужину. Она быстро распаковалачемодан, достала подарки для матери, Мироныча и Софьи Яновны. Быстро сменила свитерокна легкую кофточку, причесалась и слегка подкрасилась. Да, мама не даст мнескучать и к чертям собачьим всех мужиков.
Раздался звонок в дверь. Она прислушалась, узнала тенорокСергея. Надо бы выйти к нему… А впрочем, можно и не спешить. Но тут в дверьопять позвонили, два раза. Мама! Лиля выскочила в прихожую.
— Лилёнок!
— Мамочка!
Они бросились друг другу в объятия.
Полина Сергеевна как всегда выглядела ослепительно. Шикарныйбледно-зеленый костюм, сногсшибательная шляпа (она обожала шляпы), высоченныекаблуки, безупречный макияж и это после тяжелого трудового дня.
— Мамочка, ты как всегда красавица!
— Да ладно, Лилёнок! Как я счастлива, что ты здесь! О,Сережа, спасибо большущее, что встретили дочку.
За матерью в квартиру вошло еще несколько человек.
— Лилечка! Девочка, не узнаешь меня? — воскликнулаглубоким прокуренным голосом дама в черном плаще.
— Ох, тетя Сима! Откуда вы? — обрадовалась Лилястарой маминой подруге, актрисе Нижегородского театра.
— А я теперь в Питере, в Александринку позвали!
— Как здорово, тетя Сима!
С кем-то ее знакомили, кто-то говорил, что помнит ее «воттакусенькой», словом, привычная суета, всегда окружавшая маму.
Вскоре все собрались в столовой за огромным овальным столом,над которым нависал большой и очень уютный абажур золотистого шелка. Стол былнакрыт торжественно, по всем правилам этикета. С ума сойти, думала Лиля,вспоминая годы, когда они только что не голодали. Правда и тогда бабушка непозволяла опускаться. «Имей в виду, Поля, если я увижу на столе газетку, янемедленно умру!» Правда, когда бабушка уезжала к сестре в Киев, они с мамойнарочно ели на газетке, смеялись, перемигивались и вообще вели себя как двеподружки-второклассницы в отсутствие строгих родителей. При муже Лиля тожестрого блюла все правила. Вернусь домой, накуплю одноразовой посуды и буду естьна газетке, решила она. Куплю пива, воблы…
В дверь опять позвонили. Пришел сосед, в котором Лиля узналазнаменитейшего артиста Лисицына.
— Поля, прости за вторжение, но я просто не мог неподелиться, иначе меня бы разорвало! — со смехом заявил он. — О,какое общество! Может, я не к месту?
— Николай Николаевич! Вы всегда к месту, садитесь снами, познакомьтесь, это моя дочь, Лиля.
Знаменитый артист глянул на Лилю глазом опытного бабника:
— Очаровательная девушка, просто ландыш!
— Ник. Ник, от чего вас могло разорвать? —напомнила тетя Сима.
— Ах да! Друзья мои, я услыхал по телевизору фразу!Вроде бы уже привык, что там говорят на кошмарном языке, но такое! Представьтесебе, какая-то шмакодявка сказала про Пенелопу Крус: «Положение публичнойженщины…»
Народ за столом грохнул.
— Это еще не все! Так вот «положение публичной женщиныобязывает к присутствию большого количества макияжа на лице!» Ну, каково? Кудамы катимся? Я бы эту девку отовсюду выгнал поганой метлой!
— А у нее, скорее всего, имеется диплом!
— Тогда метлу надо бы сначала окунуть в нечистоты!
— Совершенно с вами согласна! — заявила тетяСима. — Нас все-таки учили говорить по-русски, а сейчас… Вот на дняхсмотрела «К барьеру». Схлестнулись два интеллигента.
— Это не интеллигенты! — закричал Ник. Ник.
— Хорошо, согласна! Но формально, это были писатель,причем очень известный, и историк старого дворянского рода. Писатель говорил:«банты#», а историк: «мы понимаем о том, что…» Каково?
