В это время мимо шел мальчик и с ним двое родителей — папа и мама.
— Я арбуз домой качу.
— Конечно, можно.
— Но мы в кино опоздаем, — говорит мама.
И арбузная процессия тронулась с места. Впереди мальчик, потом арбуз, потом папа и мама.
В это время им навстречу выходит Анна Гавриловна с сумкой на колесиках и все остальные участники арбузного пробега с чаем и с валидолом. И все они встречаются у лифта.
— Знаете что, — говорит Наталья Ивановна. — Пошли к нам арбуз есть.
И все-все: незнакомые папа и мама с мальчиком, Софья Адамовна, Анна Гавриловна с сумкой на колесиках, Наталья Павловна с чаем и валидолом — все поднимаются наверх на шестой этаж. Есть арбуз.
И если мне в кроссворде попадется слово на десять букв по вертикали, означающее молодую современную прогрессивную женщину, я не буду долго размышлять. Я напишу это слово — «соседка Наталья Ивановна».
Пусть это будет не по правилам, но это будет правильно.
Целебный бык
Село Троицкое под Переславлем-Залесским — село тихое и безобидное. Люди в нем молчаливые, уважительные.
А деревня Афонино, которая в двух километрах рядом, такая разговорчивая, будто и не из этой местности. Недаром ходят слухи, что крестьян для этой деревни помещик афонинский в карты выиграл. И выиграл он их, верно, в каких-нибудь южноцыганских краях. Потоку что таких говорливых людей нигде больше в наших краях не водится.
Когда идешь по Троицкому, все на тебя смотрят, просто глазами едят, но ни о чем не спрашивают.
Когда идешь по Афонино, только о тебе и разговоров.
— Смотрите, мужик с удочкой днем на реку идет.
— А что? Пользы от него никакой, вот его и выставили из дома.
— Почемуй-то пользы от него нет? Выстави его в огороде, вот тебе и польза. Все птицы разлетятся и кабаны на картошку не пойдут.
— Да он, небось, городской, столичный. Он в огороде завянет в полчаса. Ему бы только бумажки подписывать.
— У меня летошний год жил один городской, квелый такой, бесполезный. От него еще жена ушла. И от этого тоже скоро уйдет.
— Это почему от меня тоже скоро уйдет? — не выдержал я.
— Потому. Делов в хозяйстве полно, а ты на речку с удочкой.
— Вот он обратно пойдет, посмотрим, сколько он там выловит.
Так от крыльца до крыльца передают тебя как эстафету.
Зато в Афонино всяких событий мало, а на Троицкое они так и сыпятся. То кино туда приедут снимать про партизан. То окажется, что пенсионерка Купцова Дуняша уже третий год как ведьма — из-за нее у Клековых корова не доится. То выяснится, что бригадир Павловский на тракторе художнику Чижикову забор снес. Потом следы заметал и трактор в обочине утопил.
А то вдруг такое случилось — в Троицком бык Цыган заиграл. Козырять стал.
Был бык как бык. А с осени стал за кем ни попадя гоняться с рогами.
Коровник старый был. Если быка к столбу привязать, он все развалит. Вот он и ходил непривязанный.
Однажды Павел Васильевич Пугачев, районный архитектор, с грибами из леса возвращался. Решил он угол поля срезать, через коровник пройти.
Ходил он медленно, потому что его радикулит разбил.
У нас в Троицком есть примета такая народная, что радикулит у того человека бывает, который свою работу делать не хочет. Так вот, архитектор Пугачев так не хотел ее делать, что весь скрюченный ходил. И с каждым годом все скрюченнее и скрюченнее становился.
И вот с такой повышенной скрюченностью он около коровника оказался. Они столкнулись — архитектор повышенной скрюченности и бык повышенной бодучести — и чем-то друг другу усиленно не понравились.
Что бык Цыган архитектору не понравился — это наплевать и забыть, ни какого действия из-за этого не намечалось. А вот что Павел Васильевич Цыгану не понравился — это хуже, из этого прямое действие получилось. Бык как на Павла Васильевича побежит!
Я не знаю, бегал ли когда-нибудь за вами бык, дорогой читатель, но дело это не забавное, а прямо-таки ужасное.
Павел Васильевич это знал и немедленно в сторону от быка бросился.
А скользко, после дождя. Архитектор буксует и Цыган пробуксовывает. Но постепенно они скорость набирать начали и все быстрее стали двигаться.
Никто и не подозревал, что Павел Васильевич такой спортивный. Он три круга вокруг коровника сделал, потом на навес над крыльцом взлетел и на нем сидит. Он сидит, а Цыган гнилушки из под крыльца выковыривает.
Хлоп! И Павел Васильевич, как в замедленном кино, стал вниз падать.
Но во время бега что-то с ним произошло, он стал быстрее в сто раз соображать. Пока он падал, он лодку у забора увидел перевернутую на чурочках. Он к этой лодке кинулся.
Цыган с себя навес сбросил, а Павла Васильевича уже не достать, он под лодкой блаженствует.
Цыган стал вокруг пастись. Отойдет, но глазом на лодку косит. Только Пугачев высунется, Цыган уж тут как тут с рогами.
Пришлось Пугачеву вместе с лодкой отползать. А лодка тяжеленная. И полз он как черепаха в собственном доме. Полкилометра полз. Вот тебе и срезал у гол!
Но что самое интересное — его скрюченность как рукой сняло. Он прямой и стройный стал. Такой прямой, стройный и ошалелый в районный город и уехал.
Зато он потом за две недели новый коровник спроектировал. А бывало, месяцами работу выполнял.
А наши деревенские Цыгана с тех пор Фельдшером стали звать. И говорят:
— У кого радикулит, мы можем им нашего быка по рецепту выписать. Любого человека в пять минут починит.
Письмо Валерки Частова
В селе Троицком наступила зима. Снега — хоть на лодке по нему плавай, как в старину. Между домами дорожки проложены, словно окопы.
И только от крайнего дома Татьяны Семеновны Частовой никакой дорожки нет — ни к соседям, ни к колодцу, ни к лесу.
