кроме Китая, а также сбором необходимой для оперативного планирования информации. Аналогичные задачи по Китаю и Японии решал 6-й отдел, дополнительно отвечавший за координацию военно-топографических исследований всех подразделений Генштаба[56].
К 10 октября 1924 г., согласно «Таблице распределения командного состава Генерального штаба», центральный аппарат военной разведки имел следующую организацию:
Начальник
5-й отдел (западный):
1-е отделение (Россия),
2-е отделение (Великобритания),
3-е отделение (США),
4-е отделение (Германия),
5-е отделение (Франция),
6-й отдел (китайский):
6-е отделение (китайское),
7-е отделение (топографическое)[57].
В следующем году в составе западного отдела остались 4 отделения – 1-е (США), 2-е (Россия), 3-е (Европа) и вновь образованное 4-е, отвечавшее за анализ и оценку разведывательной информации. До 1932 г. в русском отделении имелось 3–4 оперативных сотрудника, 2–4 стажёра и 1–2 состоявших в его распоряжении офицера, которые готовились к выезду или уже находились за рубежом. В таком виде центральный аппарат Разведуправления просуществовал до 1936 г., после чего русское отделение было развёрнуто в самостоятельный советский отдел[58].
Таблица 1
Динамика численности центрального аппарата 2-го управления Генерального штаба Японии в 1920–1931 гг.[59]
Существенным недостатком в организации центрального аппарата военной разведки являлось отсутствие в западном отделе топографического отделения, что не позволяло ему оперативно накапливать и обрабатывать материалы о географии, природных ресурсах, транспортной инфраструктуре Северной Маньчжурии и советского Дальнего Востока, в результате чего планы войны против СССР в 1923–1927 гг. носили размытый характер[60].
Кроме того, поскольку в структуре военной разведки отсутствовало специальное подразделение, отвечавшее за разработку и производство оперативной техники, эти задачи решались образованным в апреле 1919 г. Научно-исследовательским институтом Военно-технического управления (НИИ ВТУ) сухопутных войск. В сентябре 1939 г. в составе института было учреждено «отделение Ноборито», занимавшееся научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами (НИОКР) в области оперативной техники, радиоперехвата, агентурной радиосвязи и диверсионных средств. Приказом военного министра от 14 июня 1941 г. институт был расформирован, а «отделение Ноборито» преобразовано в 9-й НИИ ВТУ.
Анализ сохранившихся документов центральных органов военного управления империи свидетельствует, что основными задачами 2-го управления в 1922–1945 гг. являлись: своевременное информирование руководства страны о военных приготовлениях вероятных противников и их замыслах в отношении Японии; о состоянии Вооружённых сил иностранных государств в целом, их мобилизационных, оперативных планах, готовности экономики к ведению войны; о развитии оперативно-стратегического искусства, новых тенденциях в организации и строительстве армии, разработке перспективных образцов вооружения, военной и специальной техники; обеспечение командований всех уровней информацией, необходимой для успешного ведения боевых действий; подготовка сил и средств специальной разведки для проведения диверсионных операций в тылу противника в особый период и в ходе войны.
Перечень приоритетных задач военной разведки, объём выделяемых ей денежных средств и методы разведывательной деятельности определялись текущей военно-политической обстановкой, состоянием отношений Японии с ведущими мировыми державами и долгосрочными планами Токио по укреплению своих позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В этой связи разведывательная деятельность японской армии против нашей страны в первой четверти XX в. характеризовалась частой сменой приоритетов.
Так, несмотря на принятие в 1907 г. «Курса национальной обороны империи», провозгласившего её главным противником на суше Россию, в межвоенный период японское правительство постепенно нормализовало отношения с Петербургом, закрепив этот курс рядом секретных соглашений о разделении сфер влияния в Маньчжурии, Монголии и Корее.
Поэтому в 1906–1916 гг. японские разведорганы действовали против России в основном с легальных позиций, используя для прикрытия вакансии в дипломатических миссиях или официальные должности офицеров-стажёров. На Дальнем Востоке японская разведка располагала небольшим, но квалифицированным агентурным аппаратом из числа возвратившихся в Россию после войны японских мигрантов и осевших в Маньчжурии агентов-китайцев и корейцев. Ключевую роль в агентурной сети Генштаба играли главы японских колоний в Хабаровске, Николаевске-на-Амуре, Никольск-Уссурийском (Уссурийске), Имане (Дальнереченске), Иркутске, Маньчжоули и Хайларе, в руках которых концентрировались сообщения от всех проживавших на данной территории японцев, не подозревавших об истинном получателе информации.
Однако после победы Октябрьской революции в 1917 г. и выхода из войны Советской России, заявившей об отказе выплачивать царские долги за японское вооружение, Токио взял курс на аннексию советского Дальнего Востока, возложив на органы военной разведки задачи по сбору необходимой для высадки войск информации и сближению с антисоветскими элементами для их последующего использования в реализации плана создания так называемой «автономной Сибири». Зимой 1917/18 г. Военное министерство командировало на Дальний Восток, в Забайкалье, Сибирь, Внешнюю Монголию, Северную Маньчжурию и Синьцзян 20 офицеров Генерального штаба во главе с начальником 2-го управления генерал-майором Накадзима Масатакэ[61].
Благодаря активной работе всех звеньев военной разведки во второй половине 1918 г. японская армия захватила советский Дальний Восток, Забайкалье и Северную Маньчжурию. Для руководства марионеточными режимами и сбора информации Генштаб развернул там в начале 1919 г. сеть так называемых «японских военных миссий», которые наряду с разведывательной, пропагандистской и подрывной работой выполняли функции официальных дипломатических представительств и при необходимости заменяли японские посольства в стране пребывания. В своей деятельности миссии опирались на агентуру в высших эшелонах белых правительств, многочисленную колонию японских мигрантов и проживавших в России корейцев и китайцев[62].
Провал интервенции и вывод войск с советского Дальнего Востока осенью 1922 г. заставили Кабинет министров Японии взять курс на нормализацию отношений с Советской Россией. К такому шагу Японию подталкивали в первую очередь решения Вашингтонской конференции 1921–1922 гг., ограничившие её военно-морское присутствие в Мировом океане и ослабившие позиции в Китае. Руководство империи пришло к выводу о необходимости создания на Дальнем Востоке советско-японского противовеса навязанной Соединёнными Штатами «вашингтонской системе»[63].
Активным сторонником нормализации отношений с Россией выступало командование ВМФ Японии, которое традиционно рассматривало США в качестве главного противника империи. Представлявшие флот премьер-министры адмиралы Като Томосабуро (1922–1923) и Ямамото Гомбээ (1923) не только инициировали негласные советско-японские переговоры, но и скорректировали в феврале 1923 г. основополагающий для государства «Курс национальной обороны империи» в сторону избегания конфликта с Советским Союзом, определив первостепенной задачей Вооружённых сил подготовку к возможной войне с США. Авторы «Курса», в частности, констатировали: «Промышленность России после революции находится в упадке, экономика пришла в запустение, поэтому не только истощена мощь государства, но и нет единства внутри страны. Сегодня Россия целенаправленно прилагает усилия для своего возрождения. Восстановление экономики и объединение страны, по-видимому, самые неотложные сейчас для России задачи, не решив которые она не сможет реставрировать государство. Поскольку советское правительство ломает голову над получением международного признания и экономической помощи, следовательно, и в Восточной Азии оно возлагает большие надежды на скорейшее налаживание взаимовыгодного сотрудничества с империей ради нормализации двусторонних контактов. Оценивая перспективы военного столкновения с Россией, похоже, что и сейчас,
