должна была прийти домой с прогулки. Пусть Джеймса сейчас нет, но он ведь может вернуться в любой момент. Элинор хотела в это верить.
Едва не выронив пакет с булочками, она поспешно развернулась, подобрала подол юбки и пошла так быстро, как только позволяли приличия. Пришлось задержаться на перекрестке, пропуская несколько экипажей, а затем, конечно же, развязался шнурок на левом ботинке. Элинор терпеть не могла тратить время на застегивание пуговичек, выбирала простую, удобную обувь, но за это приходилось платить такими вот мелкими неприятностями. Пришлось присесть, хотя выглядело это не слишком изящно и не очень прилично, и завязать шнурки. Выпрямившись, Элинор вновь прижала пакет с булочками к груди (ну что с ними теперь делать? Надо было все же скормить птицам!) и собралась уже пересечь улицу. И замерла.
Шагах в десяти от нее, возле фонаря, стоял мужчина, высокий, красивый, прилично одетый – совершенно определенно джентльмен. Он поигрывал часами на цепочке, не сводя глаз с дома Гамильтонов. Лицо его, волосы с легкой сединой показались Элинор смутно знакомыми, но она никак не могла уловить, где же видела этого человека. А еще – иррационально, совершенно бессмысленно – он показался ей зловещим. Да и то правда, зачем бы приличному человеку сверлить взглядом чужой дом? Кто он? Филер? Журналист? Появилась шальная мысль, что нужно подойти к нему и спросить, но Элинор себя одернула. Это невозможно, это неприлично, и, в конце концов, на это у нее не хватит духу. Значит, решила она, нужно рассказать мистеру Гамильтону. Может быть, это его старый приятель. А может, человек, злоумышляющий что-то против семьи.
Тут Элинор вновь одернула себя. Так можно до любой ерунды додуматься, и в воображении, достаточно богатом, этот загадочный джентльмен станет любовником миссис Гамильтон или ее похитителем.
Перейдя дорогу, Элинор обернулась, намереваясь хорошенько рассмотреть и запомнить джентльмена, но под фонарем уже никого не было.
Мистера Гамильтона дома не оказалось, а делиться с кем-либо еще своими подозрениями Элинор не хотелось. Не зная, как поступить, она какое-то время переходила из комнаты в комнату, пытаясь создать хотя бы видимость работы, но все было бесполезно. Заняться ей было нечем. Дружбы с прочими обитателями дома она не завела. Горничные менялись слишком быстро и были к тому же в большинстве своем глупыми и необразованными девушками, на уме у которых лишь наряды и ухажеры самого низкого качества. С кухаркой можно было поговорить разве что о суфле и пудингах, но готовила Элинор скверно. Что касается экономки, миссис Симпсон, то к ней и подступиться было страшно. Эта властная, во всех смыслах монументальная женщина порой казалась хозяйкой в доме больше, чем миссис Гамильтон. Элинор ее побаивалась.
Редко чувствуя себя одинокой, сегодня Элинор вдруг ощутила пустоту, а еще – собственную ненужность. Зачем она, гувернантка, в доме, где нет ребенка?
Желая принести пользу хотя бы в малости, Элинор села в нижней гостиной, окна которой выходили на улицу. Если незнакомцу опять вздумается следить за домом, можно будет увидеть его и приглядеть в ответ. Чтобы как-то занять себя, Элинор взяла со столика «Oeil de sortilège»[1] – оккультизм был в числе последних увлечений миссис Гамильтон – но не сумела осилить и двух страниц. Мысли ее витали слишком далеко, да и к тому же перескакивали с предмета на предмет. Элинор и сама не заметила, как задремала, и мысли превратились, должно быть благодаря статье в журнале, в причудливые грезы. Она преследовала кого-то во снах, оседлав невиданное тонконогое чудовище, одновременно похожее и на жирафа, и на стрекозу благодаря почти прозрачным слюдяным крыльям. Темнота, сквозь которую Элинор летела во сне, стремясь к единственному пятну света, полнилась звуками, далеким гудением, шорохом и стрекотом жестких крылышек каких-то насекомых, пугающим и в то же время манящим.
Этот звук и разбудил ее, наяву оказавшись настойчивым стуком в дверь.
Было уже темно, и, бросив взгляд на изящные часы на каминной полке, Элинор обнаружила, что уже почти полночь. Элинор тряхнула головой, потерла виски, пытаясь прийти в себя. От сна в неудобной позе затекло все тело и ломило шею, которую никак не удавалось размять. Никогда прежде такого не случалось, и сейчас, сидя в темноте, Элинор ощущала некоторую неловкость. От нее и так-то немного было пользы в последние дни, а теперь еще нерадивую гувернантку на полдня сморил сон в гостиной! Горничные, еще более нерадивые, не потрудились зажечь лампы, и единственный свет, что проникал в комнату, давали уличные фонари. Их желтизну приглушали наползающий туман и густая листва под окнами, и в гостиной было очень темно. Лишь смутно проступали из темноты очертания мебели.
Элинор поднялась и осторожно, держась за мебель, дошла до двери. В коридоре лампы были приглушены, в холле горела только половина рожков в люстре, и в целом дом казался если не вымершим, то затаившимся. Горничные не торопились открыть дверь, в которую все настойчивее стучали. Элинор замешкалась ненадолго, а потом пошла к двери, надеясь, что за ней окажется миссис Гамильтон, держащая Джеймса за руку. Мальчик, конечно же, будет растрепанный, весь перемазанный шоколадом и в криво застегнутой курточке, но – живой, здоровый и совершенно счастливый пережитыми приключениями.
Элинор сдвинула засов и открыла дверь. На пороге стоял незнакомец, весь в черном с головы до ног, и тонкие белые полоски воротника и манжет лишь оттеняли антрацитовую черноту его щегольского костюма. Лицо у него было бледное, и черные очки на носу выглядели зловеще. В руках, также бледных и показавшихся Элинор костлявыми руками мертвеца, мужчина держал трость из черного дерева с причудливым набалдашником. Вид незнакомца напугал Элинор, она попыталась закрыть дверь, но мужчина, выставив трость вперед, не позволил ей это сделать.
– Скажите Грегори, что прибыл его брат.
Элинор впервые слышала, чтобы у мистера Гамильтона был брат. Впрочем, можно было, пожалуй, уловить некоторое сходство, да только мужчины все равно различались, как день и ночь. Мистер Гамильтон излучал добро и тепло, тогда как от этого зловещего гостя веяло могильным холодом. Он сделал пару шагов, бесцеремонно отодвинув Элинор, и огляделся. Глаза оставались скрыты за черными стеклами, и это рождало смутную тревогу.
– Ну же, барышня, доложите обо мне Грегори! – поторопил мужчина, продолжая оглядываться. Чтобы придать вес своим словам, он пару раз ударил тростью по полу. – Поспешите!
Не следовало пускать этого мужчину, но теперь уже ничего нельзя было исправить. Элинор поджала губы, подобрала юбку и отправилась на поиски мистера Гамильтона, досадуя, что приходится оставлять незваного гостя одного в
