и на учебу и на спорт; да-да, прекрасный возраст… (Решился.) Вам двадцать лет, не правда ли?
БУСЫГИН (печально, с мягкой укоризной). Нет, вы забыли. Мне двадцать один.
САРАФАНОВ. Что?.. Ну конечно! Двадцать один, разумеется! А я что сказал? Двадцать? Ну конечно же, двадцать один…
СИЛЬВА. Да вы не огорчайтесь. Ведь если разобраться, тут радоваться надо, а не огорчаться. По-моему.
ВАСЕНЬКА. В самом деле, папа.
САРАФАНОВ. Я — конечно… Я рад… (Искательно.) Мы все здесь рады, не правда ли?
БУСЫГИН. Конечно… Больше всех — я.
САРАФАНОВ (приободрившись). Васенька, есть у нас что-нибудь выпить? Дай нам выпить!
ВАСЕНЬКА. Это можно. (Уходит на кухню.)
Молчание. Потом Бусыгин и Сарафанов, обращаясь друг к другу, начинают говорить одновременно. Затем они одновременно извиняются.
БУСЫГИН. Говорите…
САРАФАНОВ. Нет-нет, говорите… (Осторожно.) Говори…
Входит Васенька, ставит на стол бутылку и стаканы, затем усаживается и, устроивши руки на спинке стула, роняет голову. Он пьян. Сарафанов торопливо наполняет стаканы.
БУСЫГИН. Я хотел сказать, что вот… Наконец-то наступил тот момент, о котором…
Появляется Нина.
НИНА (сердито). Вы дадите мне спать?.. Что это? Что здесь происходит?
ВАСЕНЬКА (приподнимает голову). Ты только не удивляйся… (Роняет голову.)
Появление Нины производит на Бусыгина и Сильву большое впечатление.
НИНА. Что вы здесь устроили? (Сарафанову.) До сих пор по ночам ты пил один. В чем дело?
САРАФАНОВ (неуверенно). Нина, у нас большая радость. Наконец-то нашелся твой старший брат.
НИНА. Что?
САРАФАНОВ. Твой старший брат. Познакомься с ним.
НИНА. Что такое?.. Кто нашелся? Какой брат?
СИЛЬВА (подталкивает Бусыгина). Это он. Вот такой (показывает) парень.
НИНА (Бусыгину). Это ты — брат?
БУСЫГИН. Да… А что?
СИЛЬВА. Что тут особенного?
ВАСЕНЬКА (не поднимая головы, негромко, нетрезвым голосом). Да, что особенного?
САРАФАНОВ (Нине). Ты о нем не знала. К сожалению… (Бусыгину.) Я не говорил тебе. Откровенно говоря, я боялся, что ты меня… позабыл.
ВАСЕНЬКА. Вот. Он боялся.
БУСЫГИН. Что вы, как я мог забыть…
САРАФАНОВ. Прости, я был не прав.
НИНА. Так. Давайте по порядку. Выходит, ты — его отец, а он — твой сын. Так, что ли?
САРАФАНОВ. Да.
НИНА (не сразу). Ну что ж. Вполне возможно.
ВАСЕНЬКА. Вполне.
НИНА (Бусыгину). А где, интересно, ты был раньше?
ВАСЕНЬКА. Да, где он был раньше?
НИНА (легонько хлопнув Васеньку по голове). Помолчи!
САРАФАНОВ. Нина! Нашелся твой брат. Неужели ты этого не понимаешь?
НИНА. Понимаю, но мне интересно, где он был раньше.
ВАСЕНЬКА (приподняв голову). Не волнуйся. Нашу мать папа тогда еще в глаза не видел. Верно, папа?
САРАФАНОВ. Помолчи-ка!
НИНА. Да, давненько вы не виделись. А ты уверен, что он твой сын? (Бусыгину.) Сколько тебе лет?
Васенька засыпает.
СИЛЬВА. Взгляните на них. Неужели вы не видите?
НИНА (не сразу). Нет. Не похожи.
СИЛЬВА (Бусыгину, обидчиво). По-моему, нас тут в чем-то подозревают.
НИНА (Сарафанову о Сильве). А это кто такой? Тоже родственник?
БУСЫГИН. Он мой приятель. Его зовут Семен.
НИНА. Так сколько тебе лет, я не расслышала?
БУСЫГИН. Двадцать один.
НИНА (Сарафанову). Что ты на это скажешь?
САРАФАНОВ. Нина! Нельзя же так… И потом, я уже спрашивал…
НИНА. Ладно. (Бусыгину.) Как выглядит твоя мать, как ее зовут, где она с ним встречалась, почему она не получала с него алименты, как ты нас нашел, где ты был раньше — рассказывай подробно.
СИЛЬВА (С беспокойством). Как в милиции…
НИНА. А вы что думали?.. По-моему, вы жулики.
САРАФАНОВ. Нина!
БУСЫГИН. А что, разве похожи?
НИНА (не сразу). Похожи. (Бусыгину.) Рассказывай, а мы послушаем.
СИЛЬВА (Бусыгину, трусливо). На твоем месте я бы обиделся и ушел. Прямо сейчас.
БУСЫГИН. Об отце я узнал совсем недавно…
НИНА. От кого?
БУСЫГИН. От своей матери. Мою мать зовут Галина Александровна, с отцом они встречались в тысяча девятьсот сорок пятом году…
САРАФАНОВ (в волнении). Сынок!
БУСЫГИН. Папа!
Сарафанов и Бусыгин бросаются друг к другу и обнимаются.
СИЛЬВА (Нине). Как?.. Кровь, она себя чувствует.
САРАФАНОВ. Нина! У меня никакого сомнения! Он твой брат! Обними его! Обними своего брата! (Бусыгину.) Обнимитесь!
БУСЫГИН. Я рад, сестренка… (Вдруг подходит к Нине и обнимает ее — с перепугу, но не без удовольствия.) Очень рад…
СИЛЬВА (завистливо). Еще бы.
САРАФАНОВ (окончательно расстроган). Боже мой… Ну кто бы мог подумать?
НИНА (Бусыгину). Может быть, довольно? (Освобождается. Она весьма смущена.)
САРАФАНОВ. Кто бы мог подумать… Я рад, рад!
БУСЫГИН. Я тоже.
НИНА. Да… Очень трогательно…
СИЛЬВА. Ура! Предлагаю выпить.
САРАФАНОВ (Бусыгину). Есть предложение выпить. Как, сынок?
БУСЫГИН. Выпить? Это просто необходимо.
НИНА. Выпить? Вот теперь я вижу: вы похожи.
Все смеются.
СИЛЬВА (выпивает; Нине и Бусыгину). Встаньте-ка рядом!.. Вот так! (Поставил их рядом.) Теперь возьмитесь за руки… Вот так! (Сарафанову.) Взгляните на них!
Нина освобождает руку. Она снова и чуть заметно теряется.
Что, не похожи?.. Ну!
САРАФАНОВ. Э-э… да, конечно…
СИЛЬВА. Просто плакать хочется! Какой случай, а?.. Выпьемте, товарищи!
САРАФАНОВ. Я счастлив… Я просто счастлив!
СИЛЬВА (Сарафанову). За вас, за вашу дружную семью!
БУСЫГИН. Твое здоровье, папа.
САРАФАНОВ (в волнении). Спасибо, сынок.
Затемнение. Звучит веселая музыка. Музыка умолкает, зажигается свет. Та же комната. За окном утро. Сарафанов и Бусыгин сидят за столом. Бутылка пуста. Сильва спит на диване.
САРАФАНОВ. У меня было звание капитана, меня оставляли в армии. С грехом пополам я демобилизовался. Я служил в артиллерии, а это, знаешь, плохо влияет на слух. Кроме того, я все перезабыл. Гаубица и кларнет как-никак разные вещи. Вначале я играл на танцах, потом в ресторане, потом возвысился до парков и кинотеатров. Глухота, к счастью, сошла, и, когда в городе появился симфонический оркестр, меня туда приняли… Ты меня слушаешь?
БУСЫГИН. Я слушаю, папа!
САРАФАНОВ. Вот и вся жизнь… Не все, конечно, так, как замышлялось в молодости, но все же, все же. Если ты думаешь, что твой отец полностью отказался от идеалов своей юности, то ты ошибаешься. Зачерстветь, покрыться плесенью, раствориться в суете — нет, нет, никогда. (Привстал, наклоняется к Бусыгину, значительным шепотом.) Я сочиняю. (Садится.) Каждый человек родится творцом, каждый в своем деле, и каждый по мере своих сил и возможностей должен творить, чтобы самое лучшее, что было в нем, осталось после него. Поэтому я сочиняю.
БУСЫГИН (в недоумении). Что сочиняешь?
САРАФАНОВ. Как — что? Что я могу сочинять, кроме музыки?
БУСЫГИН. А… Ну ясно.
САРАФАНОВ. Что ясно?
БУСЫГИН. Ну… что ты сочиняешь музыку.
САРАФАНОВ (с подозрением, с готовностью обидеться). А ты… как к этому относишься?
БУСЫГИН. Я?.. Почему же, это хорошее занятие.
САРАФАНОВ (быстро, с известной горячностью). На многое я не замахиваюсь, нет, мне надо завершить одну вещь, всего одну вещь! Я выскажу главное, только самое главное! Я должен это сделать, я просто обязан, потому что никто не сделает это, кроме меня, ты понимаешь?
БУСЫГИН. Да-да… Ты извини, папа, я хотел тебя спросить…
САРАФАНОВ (очнулся). Что?.. Спрашивай, сынок.
БУСЫГИН. Мать Нины и Васеньки — где она?
САРАФАНОВ. Э, мы с ней разошлись четырнадцать лет назад. Ей казалось, что вечерами я слишком долго играю на кларнете, а тут как раз подвернулся один инженер — серьезный человек, мы с ней расстались… Нет, совсем не так, как с твоей матерью. Твоя мать
