Книга Гребень Матильды - Елена Дорош

Они дошли до поворота. Румянцев вытащил из кармана тужурки часы, посмотрел на них и внезапно стал прощаться.

– Прости, Анюта. Служба. – И выпустил наконец ее руку.

– Понимаю, Никита. Рада была повидаться.

– Да ты погоди прощаться. Авось еще увидимся. Я в Петрограде надолго теперь.

– Конечно, увидимся, – стараясь, чтобы голос звучал воодушевленно, ответила она.

– Ну беги! Феофании Елисеевне от меня поклон! Помню ее пироги, век не забуду!

Он быстро скрылся за углом. Анна двинулась обратно и вдруг остановилась.

Сказал, что ни о ее жизни, ни о работе ничего не знает, но Фефе поклон передал. Уверенно так, легко. Значит, знает, что они по-прежнему живут вместе.

А они точно случайно встретились?

Ничего, сейчас она выпьет горячего чайку в отделе, успокоится и все хорошенько обдумает.

Вместо отдыха за чаем Анна пошла к наипервейшему в уголовном розыске столицы знатоку оружия Лапикову.

– Самсон Георгиевич, есть у вас английский окопный нож?

– Что за вопрос, товарищ Чебнева. У Самсона есть все!

– Дадите посмотреть?

– И посмотреть, и потрогать. Оружие надо изучать на ощупь. Особенно ножи. Вот, держи.

Она взяла тяжелую оловянную рукоять. Тонкое лезвие торчало между пальцев, как игла. Если повернуть, нож легко спрятать в рукаве.

Где носил его убийца старого ювелира? Важно ли это? А может, гораздо важней, почему он пытал жертву перед тем, как убить? Что хотел узнать? Где тот прячет остатки былой роскоши?

Что мог хранить Савицкий после стольких обысков? Неужели преступник рассчитывал обнаружить что-нибудь серьезное?

У Савицкого была дочь. Стал бы отец рисковать жизнью девочки? Наверняка тут же выложил бы, где находится тайник.

Но преступнику пришлось пытать беднягу. Ожогов было не меньше пяти-шести. Значит, информацию сразу выудить не удалось.

А если ему не нужны были драгоценности, оставшиеся у Савицкого?

Он хотел узнать что-то иное?

И добился ли он желаемого?

И что за человек неожиданно появился в квартире? Откуда взялся? Кто таков?

Вдруг это и был преступник?

Вернулся, чтобы закончить начатое? Не ожидал, что милиция окажется на месте преступления так скоро?

Тогда почему вел себя так, словно не боялся их? Ушел быстро, но не торопясь.

Быстро, но не торопясь? Смешно звучит, но именно так и было. Смотрел на нее без страха, а… задумчиво, что ли…

Анна закрыла глаза. Дорогой твидовый костюм. Нынче такие – редкость. Довольно высокий, худой, темные волосы, узкое лицо и глаза. Странные какие-то. Почти белые. Ледяные просто.

– Правильно делаешь, – прервал ее размышления Лапиков, – оружие лучше всего чувствуешь с закрытыми глазами. А теперь сожми его как следует и ударь!

Анна ударила.

– Молодец! Хорошо получается. Для женщины, конечно! Чувствуешь, как работает?

Она кивнула.

– Вот то-то же! Оружие довольно легкое, поэтому тыкать надо резко! Говорю «тыкать», потому что нож тычковый. Для женщины не очень годится. У вас руки слабые. Удар должен быть сильным.

– И точным, – добавила она.

– Верно говоришь. Лезвие короткое, если хочешь убить, тыкать нужно в определенные места. Знать куда.

– В сердце, например.

– Точно в сердце не так просто попасть, как все думают. Тренировка нужна.

– В сердце сосудов много. Как ударить, чтобы крови не было?

– Так я и говорю: тренировка!

Он посмотрел с любопытством.

– Кто-то именно им орудовал?

– Да.

– Таких ножей сейчас завались. В основном у тех, кто в окопах успел побывать. Хотя и на рынке немало.

– Понимаю.

– Ну… удачи, Чебнева.

К Кишкину Анна до самого вечера так и не попала. Он вообще на месте сидеть не умел. Вечно носился туда-сюда. Хотел быть в курсе всех событий. Многие считали, что начальнику не след вести себя как рядовому милиционеру. Ему положено в кабинете сидеть и доклады принимать. Но вслух этого Владимиру Александровичу не советовали, а то мигом получили бы такой отлуп, что мало не показалось бы!

Подумав о Кишкине, Анна невольно улыбнулась. Милиционеры боятся его, как огня, а у нее Владимир Александрович вызывает чуть ли не материнское чувство. Жалко его, такого неприкаянного в жизни человека.

Незаметно мысли соскочили с Кишкина на собственные проблемы, и она вдруг вспомнила, что обещала Фефе по пути домой забрать из починки ее боты. На дворе с каждым днем холоднее, а ботинки у Фефы по шву разошлись, и подметка на правом давно каши просит.

Анна достала из кармана часы на цепочке. Тятенькины. Наградные.

Ой, мастерская закроется скоро!

Вылетев из отдела, она на всякий случай огляделась по сторонам – не видит ли кто, как она сбегает с работы – и припустила в строну Литейного, где была хорошая и недорогая обувная мастерская.

Фефа встретила ее, уткнув руки в боки. Любимая поза, если собирается ругаться.

Анна помахала свертком с ботинками, однако Фефа продолжала стоять с угрожающим видом. В чем еще провинилась?

– Фефочка, так удачно твои ботики починили, ты удивишься! – начала Анна подхалимским тоном.

– Скажи лучше, охальница ты этакая, что за фармазон у нас опять нарисовался?

– Чего?

– А того! – объявила та и вытащила из-за спины букет.

Наверное, у Анны было очень глупое лицо, потому что, взглянув на нее, Фефа несколько сбавила обороты.

– Тебе, сдается, принесли. Вот стою и думаю: выкинуть, что ли?

И зыркнула плутовским глазом.

Анна нацепила маску равнодушия. Самую непроницаемую из своего арсенала.

– А кто принес?

– Халамидник какой-то лет восьми. Чумазый… ужас прямо!

– Халамидник? Тогда точно не ко мне. Ошиблись дверью, наверное. Я подношений ни от кого не жду.

– Правду говоришь?

– Истинную.

– Ну, тогда подожду выбрасывать, авось хозяин найдется.

Фефа с удовольствием понюхала цветы. Раз фармазоном тут не пахнет, почему бы и нет!

– Поставлю пока в ту вазу, что тебе Зина на день рождения подарила.

– Поставь, – пожала плечами Анна, взглянув на букет с подчеркнутым безразличием.

– А много ли мастер за боты взял? – спросила из кухни совершенно успокоившаяся Фефа.

– Нет! – ответила Анна, вспомнив, что, возвращая ботинки, мастер посоветовал в другой раз нести обувку сразу на помойку: «Все латано-перелатано у вас. Копите на новые!»

Раздеваясь и надевая домашнее платье, Анна вдруг вспомнила, что, прохаживаясь с Румянцевым, зацепилась взглядом за женские ботинки на витрине. Мимоходом, из-за блестящих пуговок, пришитых сбоку, и меховой оторочки вверху.

Сейчас боты вдруг встали перед глазами, и Анна, забыв снять второй чулок, кинулась к шкатулке на комоде.

Колечко невесть какое, зато с камушком. Хватит или нет? Было, правда, еще одно, но то – заветное, помолвочное, подаренное Колей.

– Завтра куплю, – сказала она себе шепотом и в этот самый миг вдруг поняла, что цветы – никакая не ошибка. Цветы принесли для нее, и, кажется, она знает, от кого.

Зачем он снова возник в ее жизни? Да еще букет этот. К чему? Ведь уверял, что детская влюбленность бесследно исчезла и к прошлому возврата нет.

И еще. Получается, он немало знает о ее теперешнем житье-бытье. Например, о том, что Николая здесь нет. Потому и решил, что можно.

А может быть, не только это. Знает больше, чем она.

Сердце вдруг заколотилось, как встрепехнутое. Она приложила ладони к щекам. Горят. Повернув голову, уперлась взглядом в зеркало.

Ишь, смотрит! Глаза плошками!

Анна отняла руки от лица и провела ладонями по волосам.

Все она придумывает! Букет не от него. А если и от него, это вовсе не значит того, что она себе напридумывала. Просто…

Чего «просто», она додумать не успела.

– Анюта, глянь, чего в кладовке надыбала.

Фефа встала перед ней в теплой суконной жакетке с каракулевым воротником.

– Новая? – удивилась Анна.

– Не помнишь? Году в девятом купили! Афанасию Силычу куш отвалили за помощь в поимке государственного преступника Он тогда еще в сыскной не служил. Потом жакетка мала стала, я ее и убрала. Хорошо никому не отдала, хоть и порывалась! Теперь в самый раз!

Довольная Фефа покрутилась перед ней, поблескивая глазами, и Анна неожиданно заметила, как сильно та похудела и осунулась. Только стать осталась прежней. Не сломать!

– Фефа, ты – красавица!

– Да где уж! – отмахнулась та, но было видно, что ей приятно.

И вдруг заметила непорядок.

– А ты чего тут сидишь в одном чулке? Нешто порвался?

– Нет, это я задумалась невзначай.

– Нечего задумываться, ступай в кухню. Я воду нагрела. Сейчас будем голову тебе мыть. Мыло вкусное нынче на рынке купила. Земляникой пахнет. Будешь как ягодка!

– А пойдем!

Обнявшись, они потопали в кухню и стали греметь тазами, наливать воду, нюхать мыло – в общем, веселить себя всеми доступными способами.

Про злосчастный букет не вспоминали. А ночью Анне приснилось, будто они с Колей гуляют по земляничной поляне. Вокруг красота. Лето.

И на небе ни облачка.

В стрельне

– Чебнева, на выезд! – услышала она, едва переступив порог отдела.

Навстречу выбежал Рыклин.

– Убийство.

– Где?

– В Стрельне?

– А почему нас вызвали?

– Да черт его знает! Кишкин приказал ехать!

– Ну раз приказал, поехали. Ты со мной?

– Так точно.

Анна, которая еще с вечера решила, что возьмет не его, спросила:

– А Бездельный?

– На другое происшествие послали.

Не повезло, а жаль. Макар – парень с головой, и гонору у него не в пример меньше.

Пока тряслись в разбитом автомобиле, все обдумывала эту мысль: выпросить себе