Что-то не...
— Не здесь, — ответила она, оглядываясь по сторонам. — Ты не знаешь, где мы могли бы поговорить?
— У меня есть комната в ночлежке.
— Идеально.
— Поверь мне, это не так. Пахнет так, словно кто-то умер под половицами, и...
— Лукан, — сказала Шафия, устало поднимая руку. — Это срочно. Просто показывай дорогу.
Глава
2
БОЛЕЕ ДЕШЕВЫЙ СОРТ ОБЕЩАНИЙ
— Что ж, — сказала Шафия, стоя в дверях и оглядывая комнату. — Это...
— Вонючая дыра? — предложил Лукан, вставляя зажженную свечу в фонарь, висевший на поперечной балке. Фонарь качнулся, когда он отпустил его, отбрасывая тусклый свет на потрескавшуюся штукатурку стен.
— Я собиралась проявить милосердие...
— Это совсем на тебя не похоже.
— ...и сказать уютно.
— Кажется, с возрастом ты стала более великодушной. — Лукан зажег еще две свечи на столе в центре комнаты, и пламя затрепетало на сквозняке, проникавшем через разбитое окно. — Я бы предложил взять твой плащ, — добавил он, задувая свечу и ставя ее на стол, — но ты, вероятно, не захочешь его снимать. Однако я могу предложить тебе что-нибудь выпить.
— Как любезно с твоей стороны, — ответила Шафия, закрывая за собой дверь. — Мне бокал красного парвана, урожай 17-го года.
— Подойдет ли 19-й, если я не смогу найти 17-й? — Лукан взял бутылку, стоявшую на тумбочке у кровати, и два грязных стакана. — У меня есть только джин. Это не серебряный парван, но он тебя согреет.
— Подойдет.
Он налил джин в оба стакана и протянул один Шафии. Они посмотрели друг на друга в тусклом свете. Лукан поднял свой.
— За...
— За то, что я нашла тебя живым, — сказала Шафия с легкой улыбкой. — И, как всегда, склонным к неприятностям.
— Тогда за неприятности и за твой язык, — ответил Лукан, усмехнувшись в ответ. — Острый, как всегда.
Они чокнулись и выпили.
— Ты прав, — сказала Шафия, поморщившись, когда сглотнула. — Совсем не похоже на серебряный парван.
— После четвертого или пятого бокала становится терпимым. — Лукан поднял бутылку. — Еще?
— Милосердие Леди, да.
Он снова наполнил их стаканы, и они сели за стол.
— Итак, как ты меня нашла? — спросил Лукан.
— С некоторым трудом. Тебя нелегко найти.
— Я постоянно в движении, не задерживаюсь на одном месте слишком долго. Решил, что так я смогу убежать от прошлого. — Он выдавил улыбку и наклонил свой стакан в сторону Шафии. — Похоже, я ошибался.
— От прошлого не убежишь, Лукан. Оно — наш спутник на всю жизнь, всегда рядом с нами.
— Ты и твои талассианские изречения. Кое-что никогда не меняется.
— Да, — ответила Шафия, оценивающе глядя на него. — Они не меняются.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— У меня все еще есть контакты в каждом городе Старой империи.
— А, ну да, конечно. Твоя старая разведывательная сеть. Значит, ты следила за мной?
— Насколько могла, с тех пор, как ты покинул Академию.
— Ты имеешь в виду, после того, как меня вышибли из Академии за убийство Джорджио Кастори.
— Я вижу, годы не уменьшили твоего гнева.
— Чертовски верно, — ответил Лукан, и его голос стал тверже. — Это был несчастный случай. Я выиграл дуэль. Он напал на меня, когда я стоял к нему спиной, и... — Он вздохнул, отмахиваясь от собственных слов. — Неважно. Ты знаешь, что произошло. И ты знаешь, что я был прав.
— Я знаю, — сказала Шафия, — но я надеялась, что...
— Я оправился от этого? Что я смирился с тем, что вся моя жизнь разрушена?
— Да, что-то в этом роде. — Женщина на мгновение замолчала. — Я подумала, что... Сколько лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз — шесть?
— Больше семи.
— Я надеялась, что, возможно, ты смог оставить это позади. — Она снова замолчала, тщательно подбирая слова. — И что, возможно, тебе удалось простить своего отца…
— Простить его? После того, как он принял решение Академии, не оспаривая его?
— Лукан, давай не будем...
— После того, как он пресмыкался у ног Кастори и отдал все, что осталось от нашего семейного состояния, в качестве компенсации? Компенсации, ради всего святого. Джорджио Кастори напал на меня, и все же я тот, кого заклеймили как убийцу и от кого отрекся мой собственный отец...
— Лукан.
Он вздрогнул, когда голос Шафии прозвучал как удар хлыста, а ее свирепый взгляд заставил его замолчать, как это часто случалось в его молодые годы.
— Хватит, — твердо сказала она, и выражение ее лица смягчилось. — Я на твоей стороне. И всегда была.
— Я знаю. Я... мне жаль. — Он стиснул зубы, чувствуя себя глупцом — не мудрее того человека, которым он был, когда они виделись в последний раз. — Просто...
— Те события до сих пор глубоко ранят.
— Вот именно. И как бы я ни старался, я просто не могу... — Он покачал головой и махнул рукой, словно отгоняя эту мысль. Если бы только это было так просто. — Забудь об этом. Что ты хотела сказать?
— После того, как ты покинул Академию, я делала все возможное, чтобы следить за твоими передвижениями. Конечно, время от времени ты исчезал, но в целом у меня было четкое представление о том, где ты можешь быть.
— И ты делала все это по просьбе моего отца?
— Я действовала по собственному желанию.
— Ну, конечно, — кисло ответил Лукан, допивая джин. — Глупо было думать, что достопочтенного лорда Гардову будет волновать, дышит ли еще его единственный ребенок. — Он снова наполнил свой стакан. — Кстати, как поживает старик? Все еще занят своими свитками и реликвиями Фаэрона, без сомнения...
— Он мертв, Лукан.
От этих слов у Лукана перехватило дыхание, его охватило странное оцепенение, голова закружилась. Мертв.
— Я... — начал было он, затем замолчал, его губы пытались сформулировать слова, хотя он понятия не имел, что хочет сказать. Милосердие Леди. — Как... как это случилось?
Шафия отвела взгляд, и Лукан почувствовал неловкость. Он никогда не видел, чтобы она колебалась или проявляла нерешительность. В его сознании она по-прежнему оставалась строгой управляющей его отца, женщиной, которая первой научила его держать клинок, которая практически вырастила его после смерти матери, когда он был еще ребенком. Когда она снова посмотрела на него, на ее лице была боль.
— Твой отец был убит.
— Убит? — повторил он. — Но... — Лукан перевел дыхание, пытаясь взять себя в руки. Убит. Кровь леди... Он потянулся за стаканом, смутно осознавая, что его рука
