было непривычно чувствовать прохладные деревянные доски под ногами. Этна, в свою очередь, не попросила его оставить оружие в комнате, слишком заинтересованная им, украдкой бросая взгляд на простую, ничем не украшенную рукоять.
Всю недолгую дорогу до столовой Этна думала о том, что ее шрамы в чужих глазах являлись красотой. Нереально. Чарующе. Невозможно. Она сама никогда не считала себя красивой, иногда завидуя другим девушкам. Никто никогда не говорил ей о том, что ее глаза похожи на безлунную ночь, а кожа нежнее любого шелка. И вряд ли кто-то скажет ей об этом. Но целительница до сих пор чувствовала теплоту в своем сердце от слов воителя. И постаралась запомнить это чувство как можно лучше, чтобы, глядя на шрамы, вспоминать о нем. Разжигать этот маленький огонек и греться.
Столовая представляла собой небольшой зал с широкими окнами, сквозь которые пробивался теплый дневной свет. Легкий прозрачный тюль колыхался от слабых порывов ветра, проникавшего сквозь открытое окно. В воздухе витал аромат горячей еды, а сидящие за столами переговаривались, черпая ложками сытный обед. Стоило двум молодым людям появиться в проеме, как на один миг разговоры стихли и все взгляды устремились на них. Ученица целительницы показала всем приветственный знак, склонив голову, а ее спутник весьма неумело и с запозданием повторил приветствие. Он был бесчувственным человеком, но отнюдь не тупым, чтобы не догадаться, что это значит.
Все собравшиеся, будто по команде, показали такой же знак, пришедший из древних и забытых рун, обозначающий их покровительницу. Но уже спустя секунду все вернулись к своим тарелкам и разговорам, хотя дети, которые сидели за отдельным столом и которых еще не посвятили в ученики, с любопытством смотрели на чужака, изучая его.
Этна уверенным шагом направилась к столу, за которым обедали ученики. Августа переговаривалась с Амосом — темноволосым и серьезным юношей, не упуская лишней возможности подарить ему свой взгляд. Тот, к слову, не без удовольствия его ловил и именно в эти секунды неприветливые черты лица разглаживались, а в некрасиво-серых глазах мелькали огни. На против парочки сидели двое близнецов — девушка и парень. Их лица имели одинаково лукавое выражение, отражающееся не только в голубо-серых глазах, но и в форме полных губ. Волосы у сиблингов были темно-русые: у Валериана были короткими, непослушными прядями вихрясь на голове, а у Виолы достигали середины шеи, но не вихрились, лежа в прическе более аккуратно. У обоих близнецов были острые скулы и точеный подбородок, и когда те не улыбались, то выглядели довольно воинственно. Настолько, насколько вообще могут выглядеть люди, не державшие ни разу в руках оружия.
Все присутствующие в просторной столовой были одеты в свободную одежду всех оттенков леса. Этна и Андерс были единственными, кто немного выделялись из толпы — первая своим плащом, который в спешке забыла снять и перчатками, которые не снимала при других без необходимости; а второй тем, что его одежда в целом не была лесного оттенка, так картину еще и добавляло оружие на бедре, которое всех неизменно привлекало.
— Это Андерс. Это Августа, Амос, Валериан и Виола. Садись, — представив всех сидевших за столом воителю, целительница устроилась на лавке рядом с Августой. Все уже и без того знали, что в их Доме появился временный гость, поэтому ничуть не удивились его появлению. Ученики дружелюбно отреагировали на знакомство, а вот сам воин ограничился кивком, садясь рядом с Этной. Если ему и было неловко среди них, то он этого не показывал. Повторяя за молодой целительницей, Андерс придвинул к себе пустую миску, накладывая в нее густое овощное рагу, беря хлеб из небольшой корзинки и приступая к еде. Опять непривычно. Там, где бушует жестокий холод, растительной пищи не водилось, а посему пробовать здешнюю еду было крайне странно. Но вкусно.
Какое-то время все сидели молча, переглядываясь между собой. В воздухе витал немой интерес. Молодым людям, живущих в различных частях, редко удавалось поговорить со своими ровесниками с других сторон. Исключением был только Отбор для Двора, который проводился каждый раз, стоило новым правителям взойти на троны. Тогда на Юг приходили все умельцы с трех сторон, чтобы иметь возможность пройти испытания и попасть на престижную службу во дворец.
Понимая, что от воителя лишнего слова не дождаться, Августа решила нарушить тишину, включив все свое обаяние, чему Амос, разумеется, был не очень рад:
— Как вы там живете? В горах? Я слышала, что там одни голые камни и ужасно холодно.
— Да. Это суровое место, но воителям оно по нраву, — последовал ровный ответ от Андерса, который лишь на миг задержал безучастный взгляд на девушке, прежде чем вернуться к своей тарелке. Кажется, не всех молодых людей интересовала чужая жизнь.
— Ты ведь прошел испытание болью, да? — полюбопытствовал Валериан, вперив лукавые глаза в собеседника. Тот кивнул в ответ, не удосужившись даже рта открыть. — Это было больно? А шрам остался?
По слухам, кочующим с разных сторон, лесные жители знали про испытание воителей, из-за которых они становились отличными бойцами, но теряли свои эмоции. А еще им было известно и то, что каждому воителю вскрывали грудную клетку, чтобы добраться до самого сердца и закалить его горячим металлом. Этна, вспомнив длинный и неаккуратный шрам, рассекающий могучую грудь, засунула в рот ложку, полную рагу, делая вид, что не видела ничего на чужой груди. Хотя вряд ли горного человека это тревожило.
— Воители не хвастаются шрамами. И мы не говорим об испытании. Личное, — взгляд Андерса стал холодным, и Валериан отвел свой, уткнувшись в миску. Его сиблинг вмиг поджала полные губы, не оценив по достоинству то, что чужак пристыдил брата. Конечно, воин был прав, но это не значит, что кто-то мог стыдить члена ее семьи, если только это не она сама.
Любопытство за столом сменилось неловкостью, нарушаемой звуками обеда. Впрочем, совсем скоро звуки обеда вновь были прерваны словами.
— А что ты можешь сказать про шрамы Этны? — вопрос, который задал Амос, был непозволительным. Сама же Этна даже жевать перестала, вперив непонимающие черные глаза в некрасивые серые очи. Плечи напряглись, а взгляд стал темнее, стоило ей заметить таящуюся насмешку внутри чужих глаз. Он специально сделал это. Полные губы, перечеркнутые шрамом, сжались в линию. Она ошарашенно молчала. Огонь, разожжённый комплиментом воина, почти что затух в ее душе.
Среди соучеников эта тема была для нее болезненной и не самой приятной хотя бы потому, что, став взрослее, другие задирали молодую целительницу не только из-за шрамов, но и из-за отсутствия родителей. Подростки бывают очень
