а раненому было просто нечего говорить. Горные люди никогда не отличались чрезмерной разговорчивостью.
— Покажи рану на груди, — спустя время попросила Этна, чуть отойдя от юноши, чтобы тот не зацепил ее своими могучими руками. Пробраться к ране казалось делом не простым из-за экипировки, но воителю, видимо, было в привычку и для него не составило никакого труда расстегнуть простую застежку на легкой накидке с капюшоном металлического цвета, снять облегченный вариант доспехов с груди и лишь после избавиться от самой простой белой рубахи. Вещи он самой “аккуратной” грудой оставил на кровати позади себя, не поморщившись, когда нужно было повернуться для этого. Наставница девушки во второй раз закатила глаза.
Если бы не "царапина", целительница бы с удовольствием позволила себе подольше рассмотреть прекрасное рельефное тело, отточенное жесткими и усердными тренировками. Лишь на долю секунду лисьи глаза задержались на длинном розовом шраме, буквально рассекающим грудную клетку. Шрам испытания болью. Она не стала ничего говорить про рану, отводя взгляд и от следа закаления сердца, просто принявшись за работу, промывая ее, действуя быстро и аккуратно.
— Царапина? Поразительно, как тебе легкое не проткнули. И с этим тебя отправили одного? Твой наставник идиот, — а вот Калисто молчать не стала, высказывая свое явное недовольство от увиденного. Видимо, все еще не могла поверить в то, что воителя отправили одного в такой дальний путь.
— Я в порядке, — будто машинально отозвался юноша, даже бровью не поведя на резкое высказывание старшей целительницы. Казалось, его вообще ничего не волновало и ничего не могло вывести на эмоции.
На эти слова старшая целительница лишь фыркнула, кажется, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза в третий раз. Можно было привыкнуть ко всему, но только не к полному бесчувствию восточного народа. И их безрассудности. Которую Калисто искренне считала тупостью. Впрочем, нельзя ее винить в этом.
Рана на груди была серьезней, чем на голове и из-за того, что была рядом с легким нуждалась не только в обработке, но и в том, чтобы ее зашили. Поэтому ученица целительницы на миг отошла к ящику комода, на котором стоял таз с водой, взяла аккуратную тонкую иглу, обработала ее в специальной жидкости из баночки, что стояла по соседству и лишь после ловко вдела черную нить в маленькое ушко, возвращаясь к гостю из гор. Прикусила язык, чтобы не сказать, что будет неприятно и только то, что она не обезболила участок кожи напомнило ей о том, что в предупреждении не было смысла. Развернув воителя корпусом в другую сторону, она присела на кровать, придвигаясь поближе и начиная зашивать кожу. Этот процесс всегда был болезненным и с обезболиванием, а без последнего… Но воителя этот момент ничуть не смущал и не волновал. Его грудь продолжала вздыматься и опадать в своем темпе и ни одна мышца не напряглась, когда тонкое острие проткнуло кожу, соединяя один участок с другим аккуратным стежком.
Закончив, юная целительница сделала маленький узелок, обрезая нить, что неестественно выделялась на естественном цвете кожи. Стоило Этне наложить целебную кашицу из перетертых трав на зашитую рану, накрывая ее тугим слоем повязки, как тяжелое дыхание воителя стало более размеренным и тихим. Сложно было сказать, ощутил ли он весомую разницу после полученной помощи, но теперь, по крайней мере, силы к нему будут возвращаться быстрее.
— Отличная работа, Этна. Приберись за собой и приходите есть. Не думаю, что он еще готов отправляться обратно, — раздав указание, Калисто покинула комнату, ничуть не смутившись того, что так грубо говорила о незнакомце в его присутствии. А вот Этну такие слова немного смутили.
Собрав ступку и прочие вещи, используемые для лечения, целительница отошла к столу с тазом, где принялась мыть испачканные предметы. Она не смотрела на воителя, только слышала его успокоившееся дыхание и думала о том, что это первый незнакомец, который не отшатнулся от нее, увидев шрамы. Было неясно, о чем думал незваный гость, который продолжал хранить излюбленное молчание, привычными движениями натягивая на сильное тело одежду.
— Как тебя зовут? — негромко поинтересовалась она, на миг повернувшись к юноше, прежде чем вернуться к мытью пестика. Целители, обычно, не спрашивали имен тех, кого лечили, но сейчас в комнате было слишком тихо и слишком неловко. Хотелось прервать эту тишину хотя бы таким банальным вопросом.
— Андерс, — отозвался тот, в этот момент взглянув на свою собеседницу, кажется, не слишком заинтересованный в беседе. По крайней мере, в ее имени так точно. Больше всего сейчас его интересовало надевание нагрудного доспеха. На втором месте по интересам были грязные волосы.
— Почему ты не обратился за помощью к вашему целителю? — закончив с посудой и оставив ее около таза, Этна повернулась лицом к собеседнику, вытерев руки о полотенце, которое лежало рядом с ее оставленными перчатками. Восток был второй стороной после Юга, где жили не только коренное население, но и другие люди, целители. А учитывая деятельность воителей помощь лесного народа там была очень кстати.
— Он занят постоянно. Мой наставник сказал, так будет быстрее, — глаза цвета миндаля задержались на чужом лице и на какое-то мгновение целительница подумала, что перед ней нормальный человек, способный испытывать чувства. Но спустя секунду он вернулся к надеванию плаща, разрушая это впечатление. — У тебя красивые шрамы.
Этна не знала, что поразило ее больше: внезапная разговорчивость Андерса или то, что ее уродство назвали красотой. Смутившись и не зная, что делать, она отвернулась, хватая мокрую посуду и начиная вытирать ее полотенцем, украдкой глядя на собственные обнаженные кисти, покрытые вереницей шрамов. Первый комплимент за всю ее жизнь. Неужели ему и правда нравятся эти следы?.. Или это пустые слова вместо благодарности?
— Спасибо, — спустя время произнесла молодая целительница, начиная убирать по местам чистые предметы, но при этом не смотря на воителя. Слишком нереальным казались его слова.
— Шрамы — это украшение самой Гёдземы, — вновь нарушил тишину воитель, произнеся имя своей покровительницы с трепетом и любовью. Кажется, только к той, что в древности своими руками закалила свое сердце металлом, воин мог испытывать хоть каплю забытой любви.
***
Обычно, целители редко кормили своих "гостей", но Андерс был одним из тех случаев, когда лесной народ так поступал. Возможно, виной тому то, что он с ужасными ранами один дошел до них от самых гор.
Прежде чем покинуть маленькую комнату, Андерс помыл свои волосы как мог и теперь те влажными прядями липли к очерченному подбородку. Про обувь он так и не задал ни единого вопроса, несмотря на то, что ему
