было хуже, чем остаться на месте и умереть от холода.
В животе заурчало. Хотелось есть, и я, зачерпнув снега, сунул его в рот, чтобы немного заглушить жажду.
Шаг, еще шаг… Я уже перестал думать, куда иду. Лишние мысли вытеснили из головы усталость и голод. Сознание будто растворялось в этой вьюге, становилось с ней единым целым. Уносилось вдаль и поднималось к бескрайнему ночному небу, птицей улетая куда-то прочь – туда, где жить лучше, где солнце ярче и зеленее трава.
Еще раз упал.
Опять поднялся.
Получилось с трудом. Хотелось просто лечь и заснуть, сдаться. Поднять белый флаг. Это бы избавило меня от всех проблем. Однако что-то внутри заставило меня идти дальше. Будто там, впереди, меня ждало нечто важное.
Где-то за спиной завыло. Протяжно, отчаянно и одиноко.
Волки? Или что похуже?
Я передернулся. Давно забытые воспоминания неспешно вылезали наружу. Четырнадцать лет, книга «Чудовище с улицы Розы». Впечатлительный подросток с проблемами в семье, способный найти покой только в выдуманных мирах.
Неудивительно, что тогда меня мучили кошмары. Идея вендиго, духов-людоедов голода и зимы, подстерегающих на каждом шагу, сильно ударила по моей расшатанной психике, которой нужен был только импульс, чтобы обрушиться вниз как карточный домик.
Снова завыло.
В груди заворочался червячок страха. Маленький, он неспешно разрастался и ворочался, вгрызаясь острыми зубами в трепыхающееся слабое сердце.
Я сглотнул. Начал идти быстрее, прислушиваясь к свисту метели, но это было бессмысленно: в этом темном мире все вокруг хрустело, скрипело и выло, будто чудовища обступали тебя со всех сторон, пытаясь сожрать, только и ожидая, когда ты остановишься на секунду для передышки, чтобы накинуться и разорвать в клочья.
Ноги по лодыжку уходили в снег. Спина вся вспотела, и волосы под шапкой облепили кожу.
У-у-у-о-о-о-о!..
Скыр-скыр… Скыр-скыр…
У-у-у-о-о-о-о!..
Стук-стук… Стук-стук…
У-У-У-О-О-О-О-О!!!
Не выдержав, я сорвался на бег.
Подошва скользила по обледеневшей земле. Едва балансируя, я кинулся вперед, поднимая в воздух столпы взлохмаченного снега. Сердце в груди заколотилось еще быстрее, вьюга залепляла глаза, лишая зрения, но я ломился вперед, затылком ощущая зловонное дыхание преследовавшего меня монстра.
Вдох-выдох… Вдох-выдох…
— А-а-а-а-а-а!
Я закричал во всю глотку, пытаясь перебить свист ветра в ушах.
— У-у-у-о-о-о-о! — взвыло где-то над самой макушкой.
Наконец, я не смог в последний момент выровнять ступню, и снова поскользнулся. Что-то тихо щелкнуло в ноге. Вспыхнувшая боль пронзила затылок, и я, подкошенный, рухнул вниз и по инерции прокатился вперед несколько метров, пока не стукнулся вдруг всем телом о что-то твердое.
— Ох…
Пытаясь отдышаться, я приподнялся на локтях и пошарил вокруг рукой. Пальцы натолкнулись на длинную деревяшку, а рядом точно так же из земли торчала еще одна.
Забор?
Я торопливо выскреб с глаз снег и тяжело взгромоздился на ноги. Передо мной раскинулся в обе стороны невысокий деревянный заборчик из заостренных треугольником досок. Чуть левее, красуясь облупившейся синей краской, находилась калитка.
Пробиваясь через сугробы, я добежал до калитки и дернул ее на себя, но она оказалась закрыта изнутри на едва заметный железный крючок. Тогда я просунул руку между досок, чтобы поднять крючок, но пальцы рук уже потеряли чувствительность и отказывались сгибаться.
— Проклятье! — выругался я сквозь зубы, и в воздух вырвалось облачко полупрозрачного пара.
Тело не прекращало дрожать, от чего даже кружилась голова. Я попробовал подцепить крючок другой рукой, но он примерз к петле и наотрез не хотел двигаться.
— Ну же…
Я сунул руку дальше, лицом вплотную припав к доскам. От усилий свело плечо, и все же они были потрачены не зря, и крючок начал потихоньку ползти вверх.
— Да, еще чуть-чуть…
Внезапно правую щеку будто обожгло огнем.
Нечто склизкое и теплое прошлось по моему лицу, а в ухо проникло тяжелое горячее дыхание, обдавшее нос гнойным зловонием.
Я вскрикнул. Инстинктивно попытался отскочить, но из-за толстого тулупа руку зажало между досок. Даже голова не поворачивалась, вплотную прилипнув к дереву.
— Ха-а-а… Ха-а-а… — что-то продолжало дышать мне на ухо.
— К-кто здесь? Кто это?! — не зная, что еще делать, я снова закричал.
Я продолжал трепыхаться, однако доски держали руку так же крепко, как капкан.
— Не… открывай… — вдруг прорычал чей-то голос в ухо. — Не… открывай… Не… открывай… Не… открывай…
Голос не походил на человеческий, и слова были едва различимы в этом рычании. Словно собака лаяла, пытаясь подражать человеческой речи, настолько искаженно и извращенно он звучал, и с каждым выдохом меня все больше окутывало мерзким смрадом.
— Что?
Я снова дернулся, пытаясь спастись от клацающих прямо перед лицом зубов. Я тянул и тянул, пока отозвавшаяся тупой болью рука наконец не начала поддаваться.
— …неоткрывайнеоткрывайнеоткрывай…
Звериный голос продолжал бормотать, становясь все быстрее и быстрее. Слова сливались в один бесконечный вой, с каждой секундой яростнее исторгая из себя ломанные звуки. Теперь он даже отдаленно перестал походить на человеческую речь, скорее напоминая волчью грызню.
Его накал усиливался. Голос начал срываться, визжать, скрежетать, от чего казалось, будто вот-вот лопнут барабанные перепонки. Будто кто-то резко увеличил звук на микшере, он взлетел вверх, и на самом пике своего буйства…
— Гр-р-а-а-а-ах!..
Внезапно воздух содрогнулся от жадного рева совершенно иного зверя. Шепчущее существо коротко завизжало от боли, а затем все вдруг стихло, оставив лишь свист ветра.
Наконец, тулуп выскользнул из оков деревянной ограды. Я свалился задницей в сугроб и тут же в ужасе отполз назад, не сводя взгляда с подернутого пеленой снежного бурана забора.
По ту сторону вдруг зажглось два холодно-синих глаза. Они медленно опустились вниз, остановившись в полуметре от земли, а затем подплыли вперед, не сводя с меня взгляда.
Словно завороженный, я наблюдал, как очерчивается в снегу длинная собачья морда с черной взлохмаченной шерстью, клочьями торчавшей в тех местах, куда не дотянулась еще своими цепкими лапами болезнь. Из раскрытой пасти торчал наружу раздутый фиолетовый язык, обрамленный частоколом кривых желтых клыков, и с кончика языка капала вниз свежая теплая кровь, поблескивая в темноте ночи на скрюченных зубах.
Морда повернулась вбок, от чего один глаз уставился прямо на меня сквозь щель в заборе, а затем в ту же щель просунулась длинная мохнатая лапа.
Оканчивалась она человеческой кистью.
Пять заросших мехом пальцев раскрылись. Лысую ладонь покрывала сетка мелких шрамов, что шла выше к запястью и вдоль тощего жилистого предплечья. Длинные загнутые внутрь когти сочились прозрачной влагой, что тут же покрылась инеем от мороза.
Шух!
На землю передо мной упал
