мотаю головой, пытаясь изобразить слабую улыбку. Не стоит пугать бедную девушку своими терзаниями. В конце концов, это мой бой — и его придётся выдержать в одиночку.
Лекарка уходит, а я безвольно откидываюсь на подушку. В висках пульсирует глухая боль — то ли отголосок пережитого недавно, то ли предвестие грядущих испытаний. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Здесь и сейчас я бессилен что-либо изменить. Остаётся лишь попытаться урвать ещё час-другой беспокойного сна и надеяться, что утро принесёт хоть какую-то ясность.
На следующий день, после очередного сеанса бесплодных попыток восстановить память, когда боль в висках становится почти нестерпимой, дверь в мои покои тихо открывается. На пороге стоят Текору, Райдо и Изаар — лица друзей выражают искреннюю тревогу и сочувствие.
— Как ты? — спрашивает Текору, подходя ближе. — Лекари говорят, ты почти не ешь и плохо спишь. В чём дело?
Я пытаюсь изобразить беззаботную улыбку, но, судя по реакции друзей, выходит не очень убедительно.
— Голова раскалывается, — признаюсь я. — Воспоминания путаются. Чем сильнее стараюсь их ухватить, тем больше они ускользают.
Смуглокожий Изаар хлопает меня по плечу.
— Не перенапрягайся так, — говорит он. — После такой заварухи немудрено, что мозги набекрень.
— Не пытайся разгрести всё в одиночку, — добавляет Райдо. — Мы же братья по оружию, забыл?
Их слова действуют на меня успокаивающе. Впервые за долгое время я чувствую, что не один. Что у меня есть надёжные товарищи, готовые поддержать.
— Спасибо, — вздыхаю я. — Не знаю, что бы без вас делал.
— Давай без соплей, — ворчливо обрывает меня Умник.
Мы общаемся больше часа, и когда они уже собираются уходить, я откидываюсь на подушки, чувствуя опустошённость. Разговор не принёс озарения, не вернул утраченные фрагменты, но, по крайней мере, я больше не ощущаю себя потерянным в лабиринте собственного разума.
— Ничего, — подбадривает меня Текору. — Не всё сразу, Зено. Что-нибудь придумаем. Не зря же мы доблестные, мать его, гвардейцы, а?
— Точно, — отзываюсь я, чувствуя, как губы невольно кривятся в подобии улыбки. — Гвардейцы своих не бросают.
Через несколько дней я возвращаюсь к службе, однако пока мне поручают лишь самые простые задания. Всё ещё будучи адъютантом командира гвардейского батальона, я должен разбираться с документацией, приказами и прочей бюрократией. Вот только самого командира на месте до сих пор нет. Старшего лейтенанта Бароса на эту должность ещё не утвердили. Обязанностей у меня немного, но они хотя бы помогают отвлечься.
* * *
Император Альдавиан восседает на своём походном троне, всем своим видом излучая ауру непоколебимой уверенности и силы, но глубоко под безупречной маске власти образовались едва заметные трещины.
В глубине тёмных глаз владыки тлеет странный огонь — не то затаённое торжество, не то отблеск мучительных сомнений. Альдавиан медленно барабанит пальцами по подлокотнику, погружённый в раздумья.
Мысли его неизменно возвращаются к Рену — юному воину, в котором Император сумел разглядеть невероятный потенциал. Потенциал, который необходимо взрастить и направить в нужное русло. Сделать из строптивого парня грозное и послушное оружие.
И всё же где-то на краю сознания назойливо скребётся червячок сомнения. Правильно ли он поступил, применив к талантливому адепту запретную технику подавления памяти? Не перегнул ли палку, стерев из его разума столь многое?
Альдавиан безжалостно давит эти мысли. Он давно усвоил, что на пути к высшему благу нет места сантиментам. Ради сохранения Империи, ради победы над демонами он готов принести в жертву что и кого угодно. Даже собственную человечность — если потребуется.
И всё же необъяснимая тревога точит его изнутри. Что, если Рен сумеет как-то преодолеть ментальные блоки? Вспомнит то, чего не должен? Сумеет ли Император вовремя это распознать и принять меры? Не лучше ли было сразу избавиться от него?..
Эти вопросы не дают Альдавиану покоя. Он привык всё просчитывать на десять ходов вперёд, но с этим деревенщиной непредсказуемых факторов слишком много. Слишком силён его дух, слишком ярок внутренний огонь.
Владыка заставляет себя расслабиться. Он слишком долго шёл к своей цели, чтобы позволить страхам и сомнениям сбить его с пути. Он сделал ставку на Рена — и теперь обязан довести игру до конца.
Однако где-то в глубине души, в самых тёмных её закоулках, которые Альдавиан так тщательно запирает от самого себя, всё же прорастает крохотный росток раскаяния. Росток, которому никогда не суждено пробиться к свету.
Император неспешно поднимается с трона и подходит к столу, на котором разложена огромная карта Империи. Его взгляд скользит по извилистым линиям границ, по миниатюрным флажкам, обозначающим позиции войск. Вскоре они придут в движение, чтобы начать контратаку против демонов. Пора нанести удар по вражеским землям и показать им, что человечество сильно, как никогда.
Альдавиан стискивает зубы. Пути назад нет. Он слишком многим пожертвовал, чтобы отступить сейчас. И если для воплощения его замыслов потребуется исковеркать ещё одну судьбу — что ж, таков необходимый риск.
Император поворачивается к застывшему в ожидании приказов сержанту:
— Пригласи ко мне Зено из Кровавого Моря. У меня для него есть особое поручение. Пусть явится незамедлительно!
Глядя вслед удаляющемуся гвардейцу, Альдавиан чувствует, как губы помимо воли сжимаются в тонкую линию. Шестерёнки грандиозного механизма его замысла пришли в движение. Осталось лишь надеяться, что Рен станет той самой деталью, которая обеспечит его безупречную работу.
Император снова опускается на трон, готовясь к неизбежной встрече. В его душе бушует ураган противоречивых эмоций, но внешне он абсолютно невозмутим. В конце концов, умение скрывать истинное лицо — первое, чему учится любой правитель.
Глава 3
После битвы город напоминает разворошенный муравейник. По улицам снуют люди, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка в царящем вокруг хаосе. Они сбиваются в группы, передавая друг другу указания, распределяя обязанности.
Воздух всё ещё наполнен едкой гарью и металлическим привкусом крови. Дым от недавних пожаров лениво стелется по мостовой, цепляясь за ноги прохожих. Тут и там видны следы ожесточённых сражений — обломки зданий, обугленные балки, брошенное в спешке оружие.
И всё же люди не позволяют себе предаваться унынию или страху. Они слишком хорошо понимают, что сейчас на счету каждая пара рук. Нужно успеть залатать бреши в стенах, убрать завалы, позаботиться о раненых. И подготовиться к новым испытаниям, которые неизбежно грядут.
Среди всеобщей суеты особенно выделяются гвардейцы. Облачённые в потрёпанные, покрытые копотью и кровью доспехи, они представляют собой одновременно внушающее и жалкое
