вам собиралась. Мне еще люди нужны. Видите, как весна дружно пошла.
— И я насчет людей. Четырех человек у вас забрал, на другие работы кинул.
— Почему?
— Не могу на пустяках людей держать. Прений, Елена Андреевна, открывать не будем, — предупредил Савин. — Слово свято.
— Да никакого у вас святого слова нет. Сначала даете, потом отбираете. Вы мне закалку томатов сорвете.
— А уж это не моя печаль. Вы тут закуску для мышей готовите, а мне надо семенами заниматься. Вы уж эту закалку сами делайте.
— Это ведь и ваша забота.
— Все знаю, что сказать хотите. Сортоучасток прикреплен к колхозу. Правильно! Для испытания овощных культур мы вам людей даем. А вы, Елена Андреевна, решили институт открыть. Институт! Для ваших личных опытов свободных работников в колхозе нет. Можете сердиться — я честно предупредил.
Савин посмотрел на Казанцеву.
Она стояла перед ним высокая, спокойная, может быть, только чуть порозовели скулы да темные брови сердито сдвинулись. Но это его мало тронуло. Ему уже давно не нравились эти «забавы» молодого агронома. Не считается она с возможностями колхоза, кроме своего участка, ничего не видит.
— Моя работа для колхоза, — возразила Казанцева.
— Нет… — твердо ответил Савин. — Давно хотел сказать: делайте, что вам по плану положено. На это государство вам деньги отпускает. Важна ваша работа над томатами — пусть министерство денег прибавит.
— А с рассадой что теперь делать? Выбросить?
— Зачем? В городе покупатели найдутся!..
— Как вам не стыдно, товарищ Савин! Вы это нарочно…
— Все! — Савин пошел к двери, но у порога остановился. — Вы это слово «нарочно» забудьте, — с гневом сказал он. — Не запугаете!
Савин вышел и с такой силой хлопнул дверью, словно хотел сорвать ее с петель.
Казанцева невесело усмехнулась. Она подошла к окну, где на подоконниках в ящиках несмело бледнели иголочки рассады, постояла.
— Замачивать семена? — тихо спросила Наташа.
— Замачивай…
— Чем это он грозил вам? — спросила участливо Павла Федоровна. Она сидела на диване на месте Савина, сняв с головы платок, и внимательно вслушивалась в этот разговор. — Уж такой страшный, хоть на лошадь сажай и вилы в руки давай.
— Пустое… Пойдемте, я вам семена дам. А ты, Наташа, иди…
Павла Федоровна, не поверив беспечному голосу, пристально и недоверчиво посмотрела в раскрасневшееся лицо Елены Андреевны и покачала головой.
— Эх, Елена Андреевна, голубушка. Что вы ему командовать даете, обрезать не можете. Не умеет мужик с людьми разговаривать. Вот бы его к нам, научили бы…
Казанцева ничего не ответила.
Проводив гостью, она вернулась в пустую комнату, рассеянно просмотрела почту и задумалась. Как ей быть? С кем посоветоваться? Хоть бы Сергей был дома. Он-то что-нибудь и посоветовал бы.
Она присела к столу и взяла листок почтовой бумаги. Может быть, письмо написать, пожаловаться, хоть на бумаге душу отвести?
В комнату вошла Наташа.
— Что будем делать, Наташа? — спросила Елена Андреевна. — Подводит нас Савин.
— А зачем вам эти опыты? — сердито, низким голосом заговорила Наташа. — Растут томаты, краснеют, и хватит. Ради кого стараться-то? Вы бьетесь, себя за работой не помните. А Савину ничего этого не нужно. Очень надо стараться! Плюнула бы я на вашем месте…
— Что ты говоришь, Наташа? Понимаешь ли, что ты говоришь? Только подумай… Ты больше таких разговоров и не веди.
Наташа ничего не ответила и отвернулась.
Елена Андреевна взялась за перо.
— В Крутово не поедете? — спросила Наташа, прибирая что-то на столе.
— Ой! — вскинулась Елена Андреевна. — Что же ты молчишь?
Времени до отхода поезда оставалось в обрез. Казанцева еле управилась со всеми делами на участке и на станцию поспела к самому отходу поезда. Она подошла к окну вагона и увидела удаляющийся город: зубчатые каменные стены монастыря, новенькие двухэтажные дома ремонтно-механического завода, пожарную каланчу, высокое здание элеватора, потом замелькали постройки животноводческого совхоза.
…На станции Казанцеву ждала подвода.
Дорога шла с горки на горку, то лесом, то полем. В поле поддувал знобкий ветерок, в лесу было тихо и тепло; верба уже распушилась, густо выбросив барашки. Среди белых снегов чернели лесные озерки, отражая кусты и деревья. На душе Елены Андреевны сейчас было спокойно, все волнения улеглись.
Крутово стояло на горе, и село то исчезало, то появлялось, приближаясь с каждым шагом лошади.
В просторной, светлой и очень чистой комнате Елена Андреевна увидела председателя колхоза Петухова, широкоплечего, крупноголового, с добродушно-ироническим выражением глаз. Над его столом на длинном шнуре горела большая электрическая лампочка, хотя в этом не было никакой нужды. На скамейках чинно сидели, словно на посиделках, колхозники и колхозницы.
Все поздоровались с Казанцевой.
— Извините, — сказал председатель колхоза. — Сейчас закончим.
Шло распределение людей по бригадам, большинство собравшихся были бригадирами.
— Ты, бригадир, будешь двадцать первым, — обратился Петухов к молодому парню, — замыкающим, чтобы строй не размыкался. А ты, Мария Ивановна, — повернулся он к миловидной женщине средних лет, — надеемся, будешь стойким борцом за дела огородной бригады. Вот к тебе и научная помощь прибыла. Действуй, как начала, не сбавляй, а усиливай темпы. Так я сказал?
Он говорил, щедро и добродушно рассыпая лукавые шуточки и прибауточки. Елена Андреевна подумала, что с таким человеком, наверное, работать легко и весело.
Заметив, что Елена Андреевна несколько раз недоуменно посмотрела на горящую электролампу, Петухов пояснил:
— В большой день к нам приехали. Сегодня агрегаты на гидростанции пробуют. Вот у меня, как у начальства, и горит контрольная лампа. С утра светит. А теперь пойдемте посмотрим наши огороды.
Они спустились к реке и пошли по талому снегу. Петухов показывал, как они думают распределить огородные площади. Огородница Марья Ивановна куталась в серый платок и молчала, робко посматривая на Елену Андреевну.
— Размахнулись на огороды… Деньги нужны, — как бы по секрету добавил Петухов. — Вашу закалку семян хотим применить. Рассада ваша утренников не очень боится, значит, свои парники мы можем соломенными матами укрывать. Второе, кустики растут низенькие — подвязывать их не надо, это на людях экономия. Да и урожай с прибавкой получается. С огородов собираемся не меньше четырехсот тысяч взять. Дашь нам, Мария Ивановна, четыреста тысяч?
У этого человека все было рассчитано вперед, во всем чувствовался заботливый и дальновидный хозяин.
Елена Андреевна, помолчав, сказала:
— Крупно вы размахнулись… Четыреста тысяч с огородов вам не получить.
— Вы так думаете? — прищурился Петухов.
— Уверена. В нашем колхозе собирались сто двадцать тысяч получить, а вышло меньше семидесяти.
— У нас так не будет. Савин на воде вилами гадает, а мы рассчитали точно.
До сих пор молчавшая Мария Ивановна обидчиво заговорила:
— Почему вы удивляетесь? Мы в прошлом году двести десять тысяч имели.
