всем, а дом мой открыт для тебя.
Михаил Афанасьевич остановился, повинуясь, и долго смотрел вслед, пока тень женщины не растаяла в белесом вихре зимней ночи.
С колхозного отчетно-выборного собрания Михаил Афанасьевич вышел почти последним, в конторе остались только новый председатель Андрей Руднов и бухгалтер.
Михаил Афанасьевич курил папиросу, всматриваясь в зыбкую игру теней, думая о своей жизни. Вся жизнь в родном селе проходила сейчас перед его глазами с того самого дня, когда его, растерянного, немного напуганного, избрали председателем колхоза, до последнего ночного откровенного разговора на улице.
Он вспоминал подробности собрания, уже не испытывая гнетущего и тяжелого чувства, с которым шел на него. Правы люди, не стало у него хватать сил вести такое большое и сложное хозяйство, перестал он замечать свои промахи, не видел, как росли рядом с ним новые работники, не давал ходу и Руднову, не потому, что сознательно мешал ему, боялся, а не понимал его. Люди вели колхоз, а ему казалось, что это дело его рук, и невольно подминал он других, не давал им развернуться.
Он оглянулся на ярко освещенные широкие окна конторы колхоза. Хозяйничай, Андрей Руднов, вон с какими большими планами ты сегодня выступил! Верно сказала Устинья Григорьевна — рядом нас теперь не поставишь… Вот только где теперь мое место?
В конторе потухли огни, и на крыльцо вышли Андрей Руднов и бухгалтер. Яркий лунный свет залил село, видное сейчас до самых крайних домов, засияли, засверкали поля.
— Эх, красота какая! — сказал Андрей. — Просторы у нас какие. — Он помолчал и спросил: — Не решил, Михаил Афанасьевич? Завтра бы пораньше нам выехать. Ждут шефы, теплицу надо строить. Дня нельзя терять.
— Подумаю…
— Чего же думать, в правление избрали. Работать надо.
— Рано ли выезжаешь?
— Часика в четыре.
Они распрощались. Председатель и бухгалтер пошли рядом по дороге, и длинная тень их двигалась сбоку. Они скрылись за поворотом, а в морозном воздухе еще слышался дружный скрип снега под валенками.
Сойдя с крыльца, Михаил Афанасьевич постоял в раздумии и тихо пошел по дороге. Он шел медленно и неторопливо, охваченный сомнениями, опять припоминая каждое слово из ночного разговора на улице и подробности сегодняшнего колхозного собрания.
В его доме было темно, только холодно сверкали лунным отражением стекла окон. Михаил Афанасьевич не заметил своего дома и остановился уже на повороте в гору на боковую улицу. Постояв, он решительно свернул в гору.
«Зачем иду? — думал он. — Сказан был совет. На того не хочу быть похожим? А разве похож?»
Он подошел к знакомому дому с тремя окошками и низенькими воротами. Окна были ярко освещены, узенькая дорожка лежала черной тропкой, а в раскрытую калитку виднелся искрящийся лунным светом двор.
«Ждет!» — с радостным и облегчающим все разом волнением подумал Михаил Афанасьевич и свернул на тропинку.
ПЯТАЯ ВЕСНА
В полночь, собираясь лечь спать, агроном Елена Андреевна Казанцева, накинув на плечи пуховый платок, вышла на крыльцо, и теплый воздух, насыщенный запахом талого снега, пахнул ей в лицо. С крыш торопливо стучала капель. Возле крыльца пел ручей, родившийся в эту первую ночь весны.
Елена Андреевна, радостно-возбужденная, долго простояла на крыльце, слушала голос ручья, наслаждалась запахом весеннего воздуха. Вот такой стремительной была и первая весна, встреченная ею в этом маленьком городке.
Пятая весна!
Даже не верится, что миновало только четыре года жизни после института — столько за это время было хорошего и плохого, радостного и горького, легкого и трудного. Елена Андреевна думала, что эта стремительная весна чуть-чуть застигла ее врасплох. Надо торопиться со всеми работами с закаленными томатными семенами. В этом году она окончательно докажет, какая это выгодная огородная культура для местных колхозов, как сильно повышает урожай этот новый метод выгонки рассады.
Утром она увидела, что робкий ручей, запевший ночью, теперь превратился в бурный поток. Теплый ветер раскачивал деревца с набухшими почками. Темные осевшие сугробы лежали вдоль заборов. Всюду сверкали голубые лужи. Оступившись, Елена Андреевна набрала в правый туфель воды и рассмеялась. Весна! До чего же хорошо в такой день на белом свете. Лицо ее раскраснелось, оживленная, веселая, подходила она к дому сортоиспытательного участка.
У ворот Казанцева столкнулась с полной пожилой женщиной.
— Здравствуйте, Елена Андреевна, — певуче, низким голосом поздоровалась та.
Вглядываясь в пухлое, в ямочках лицо, Казанцева старалась припомнить, где и когда встречались они.
— Из Бруснят я. Егор Иванович за семенами прислал.
— А! — припомнила Елена Андреевна звеньевую огородного звена, пробираясь по кирпичикам через лужи к крыльцу. — Павла Федоровна?
— Вот, вот… — подтвердила женщина, широко по-мужски шагая в сапогах по мокрому снегу. — Новый сорт моркови, если не запамятовали, посулили.
— Помню… Проходите, — и Казанцева распахнула дверь.
У окна в зеленом ватнике стояла Наташа, помощница Казанцевой. Яркий солнечный свет золотил её волосы. Лицо девушки, щедро осыпанное веснушками, было растерянное и хмурое.
На диване сидел председатель колхоза Аркадий Прокопьевич Савин и жевал потухшую папиросу. Его шинель с замызганной полой была застегнута на все пуговицы, под каблуками сапог на чистом полу расплылись две лужи. Увидев Елену Андреевну, Савин убрал вытянутые ноги. Елена Андреевна пристально посмотрела на председателя, подозревая, что он успел чем-то обидеть Наташу, повесила пальто и накинула на плечи ватник.
— Наташа! — позвала Елена Андреевна. — Что случилось?
— Беда, — глухо сказала девушка, — мыши семена поели.
— Какие семена? Этого еще не хватало.
— Арбузные, что мы позавчера замочили.
Елена Андреевна опустилась на стул.
— Ведь я говорила, Наташа, предупреждала, — не удержалась она от упрека.
— Я чем виновата? — возразила Наташа. — Никогда их там не было, семечка не трогали, а на арбузы кинулись.
— Мыши семенами закусили? Хозяйки! — засмеялся Савин, но тут же нахмурился. Брови его низко опустились, и взгляд потяжелел.
— Где семена? — спросила Елена Андреевна, недовольная, что не сдержалась при Савине.
Наташа только кивнула головой на дверь в соседнюю комнату.
Там на столе лежала горка серых мешочков, изгрызенных мышами. Елена Андреевна взяла верхний и высыпала на ладонь набухшие, прорастающие арбузные семена.
— А как хорошо пошли, — сказала Елена Андреевна. — Видишь, Наташа, росточки проклюнулись?
Она обернулась, протягивая руку, но сзади стоял Савин и смотрел презрительно на стол с рассыпанными семенами.
— Да… — протянул он, взял несколько семян, помял их в ладони и бросил на стол.
Елена Андреевна вернулась в комнату. У Наташи чуть повлажнели глаза.
— Ты чего голову повесила? — весело заговорила Елена Андреевна, взяв Наташу за круглый подбородок с ямочкой. — Ничего же страшного… Иди, замачивай семена. Времени у нас хватит. Вы ко мне, Аркадий Прокопьевич? Я сама к
