Папа протянул пальцы в темноту, пощупал. И быстро отдёрнул руку.
— Ой! Тут что-то живое. Стоит.
— Не может здесь, в спальне, — спокойно сказал мальчик, — живое стоять. Включим свет — окажется никакое не живое.
— Лучше бы оказалось живое, — дрожащими губами прошептал папа. — Когда мёртвое в спальне стоит — ещё страшней.
— Да это, наверно, просто какой-нибудь стул. Не бойся. Пощупай ещё раз.
Папа пощупал.
— У стула, — зашептал папа, — ножки другие. Спинка твёрдая, гладкая. А тут всё мягкое, тёплое. И дышит. Это не стул.
— Тогда это, наверно, мама, — говорит мальчик. — Прокралась тихонько в спальню и спряталась в темноте. Чтобы тебя в шутку напугать.
— Маму, — возразил папа, — я на ощупь хорошо знаю. Это не она.
— Может, бабушка? — предположил мальчик.
— Бабушку я, конечно, хуже знаю, чем маму. Но думаю, это тоже не она. И на дедушку не похоже. У дедушки голова лысая, без усов. А тут и усы есть, и на голове волосы. Это кто-то совсем чужой у нас в спальне стоит. Давай лучше свет включим, а то страшно в темноте чужие усы щупать.
Включили свет. Оказалось, действительно, стоит посередине спальни живой, усатый, совершенно чужой человек. И смотрит вытаращенными глазами.
Мальчик даже попятился. От неожиданности. А папа — нет. Папа ведь только темноты пугался, при свете отважный был. Когда светло — никого не боялся. Ни усатых, ни тех, которые без усов.
— Вы кто такой? — спросил усача мальчик. — Как сюда попали и что тут делаете?
Но оказалось, папе это совсем не интересно. Не разбираясь, папа схватил чужого усача за шиворот, поднял в воздух. Рубашка усача задралась, и на волосатом животе обнажились синие буквы татуировки: «Не забуду дочь родную». Но папа не стал читать про дочь усача. Просто поднёс его к окну, выставил наружу и разжал пальцы. Усач полетел вниз. Правда, летел не долго, окно спальни было на первом этаже.
На следующий же день папа пригласил мастеров, и они вставили во все окна квартиры решётки. Для безопасности. Но бояться темноты папа, к сожалению, так и не перестал. Наоборот. Ещё сильней убедился, что в каждой темноте может оказаться что-нибудь неожиданное.
МАНЬЯК И ЗЕНИЦА ОКА
Папе одного мальчика дали ключ, чтобы он мог возвращаться домой, когда никого нет. Раньше папе ключ не давали, боялись потеряет. А теперь доверили.
— Ты понимаешь, что такое ключ? — спросил мальчик.
— Железка, — сказал папа. — Двери открывать.
Мальчик покачал головой:
— Ключ не просто железка. Догадываешься, что будет, если ты его потеряешь?
— Ты рассердишься?
— Да. Но это не главное. Представь себе: к нашей двери подходит плохой чужой человек, у которого нет ключа от нашего дома. Что он сделает?
— Сломает дверь?
— Дверь прочная. Начнёт ломать — на шум прибегут соседи с милицией. Нет. Он позвонит или постучится. Я спрошу «Кто там?». Он услышит: ребёнок дома — убежит. А если ты окажешься дома, один, ты ведь знаешь: дверь чужим открывать нельзя.
— Я не открою.
— Правильно. А теперь представь, что у этого плохого чужого есть ключ от нашего дома.
— Он, — ужаснулся папа, — откроет дверь. Придёт сюда.
— Да. Ключ, который тебе дали, это возможность в любое время войти к нам без спроса. Поэтому терять ключ ни в коем случае нельзя. Чужой найдёт. Войдёт, когда нас нет дома, унесёт наши лучшие вещи. Мои игрушки, твои пиджаки, мамины платья, наш компьютер. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул папа. — А если он войдёт, когда мы дома, мы ему ничего не дадим.
— Когда мы дома, — нахмурился мальчик, — это ещё хуже. Он может прийти ночью, когда мы спим. И если окажется маньяк, разрежет нас на маленькие кусочки.
— Мы не проснёмся? — удивился папа. — Не почувствуем? Будет не больно?
— Проснёмся. Но будет уже поздно.
— Тогда, — быстро решил папа, — пусть лучше твои игрушки возьмёт. И мои пиджаки с компьютером. А мамины платья он, наверно, не заберёт. Разве маньяки носят платья?
— Носят, — сказал мальчик. — Довольно часто. Теперь понимаешь, почему этот ключ надо беречь как зеницу ока?
— Синицу чего?
— Не синицу, а зеницу. Ока. Так глаз называется. Короче говоря, вот тебе ключ, смотри, не потеряй. И никому не давай.
Папа привязал ключ к верёвочке, надел на шею, пришёл на работу.
Председатель совета директоров фирмы, в которой папа работал, выглянул из своего кабинета, увидел верёвочку у папы на шее, спрашивает:
— Это у вас что?
— Ключ.
— Нашли где-нибудь?
— Нет. От моего дома ключ. Чтобы я мог сам дверь открывать.
— Здорово. Дайте поносить.
— Нельзя. Мне сказали: никому не давать.
— Ну, дайте, пожалуйста. Я отдам. Только до обеденного перерыва поношу. Пусть наши сотрудники думают, что мне тоже ключ от дома доверяют.
— А вы не маньяк? Мамины платья не носите?
— Конечно нет. Вы же видите, я в нормальном костюме.
Папа дал. Председатель совета директоров полдня ходил гордый, и все ему завидовали. В середине обеденного перерыва папа потребовал ключ назад. Тоже немножко погордился: сидел и небрежно крутил над головой верёвочку с ключом. Потом надел на шею, спустился в кафе, которое было напротив работы. Решил купить горячий бутерброд или треугольник пиццы — пожевать. В кафе стояла небольшая очередь. Перед папой оказался ребёнок школьного возраста. В красной кепочке. Он внимательно посмотрел на верёвочку с ключом у папы на шее. Когда папа возвращался на работу с бутербродом, школьник его догнал.
— Как хорошо, что я вас встретил! Я с вашим ребёнком в одном классе учусь.
— С моим мальчиком? — обрадовался папа.
— Да. С мальчиком. Тут такое дело: ваш мальчик ключ от дома потерял. Войти не может. А ему в туалет надо. По маленькому. Уже терпеть трудно. Просил меня побежать к вам на работу, попросить ключ. Вы ведь свой не потеряли?
— Нет. Вот он. На верёвочке.
— Давайте быстрей сюда. Я вашему мальчику отнесу.
Папа поскорей снял с шеи ключ, отдал ребёнку школьного возраста.
— Кстати, — обернулся школьник, убегая, — напомните ваш адрес. Какая там улица, номер дома, квартира?
Тут папе кцк будто что-то подсказало в голове: «Скажи неправильный». И папа вместо адреса: улица Синицына, дом три, квартира восемь, сказал: улица Зеницына, дом восемь, квартира три.
Вечером, когда папа рассказывал дома историю с ключом, туалетом и красной кепочкой, мальчик сначала сурово хмурился, а потом удивился, даже похвалил папу, сказал:
