Петровичу Аракчеева, как исполнительного офицера и хорошего артиллериста.
– Стой! – Раздался строгий окрик.
– Это куда нас занесло? – забеспокоился Панин, отодвигая бархатную шторку.
– Проезжай!
Карета вновь тронулась. Мимо промелькнула полосатая будка, поднятый шлагбаум. Солдаты в добротных мундирах, в напудренных париках. Гренадёрки с треугольным медным налобником. Ружья с длинными штыками.
– Это что такое? – забеспокоился Панин и приоткрыл окошко. – Иван! – закричал он кучеру. – Иван, сволочь, ты куда везёшь?
– Так, через Гатчину, Никита Петрович, – ответил кучер.
– Сдурел! – гневно воскликнул бригадир. – Я же сказал тебе: окольной дорогой надобно. Куда к чертям в Гатчину завернул?
– Так, Никита Петрович, окольная дорога здесь одна, а на почтовой станции сказали – мост чинят. Не проехать…
– Тогда гони до следующей заставы, да коней не жалей.
Понял?
– Как скажете, – обиженно ответил кучер.
Кони рвали постромки. Карету мотало во все стороны. Панин бросал беспокойные взгляды в окно, при этом бормотал проклятия. Вдруг карету перестало мотать. Колеса попали на ровную дорогу, удивительно ровную. Копыта бойко отстукивали. Форейтор покрикивал. Рессоры поскрипывали. Кучер посвистывал.
Вдруг в этот стройный шум вмешался нарастающий топот. Прозвучала отрывистая команда: Стой! – и упряжка сбавила шаг. Вскоре карета остановилась совсем. Её окружили вооружённые всадники в чёрной форме гусар.
– Влипли! – с досадой воскликнул Панин и, высунувшись в окно, наглым тоном спросил: – Ротмистр, в чем дело? Я – бригадир из Ровненского гарнизона, Никита Панин.
– Ротмистр Вуич, – безразлично ответил рослый гусар. – Приказываю вам повернуть карету и следовать к Гатчинскому замку.
– Позвольте, я везу документы особой важности, – возмутился Панин.
– Вы находитесь на территории Гатчинского государства и должны подчиняться его законам, – металлическим голосом отчеканил ротмистр.
Панин плюхнулся обратно на диван.
– Чёрт старый, Иван. И надо было ему сюда ехать?
Между тем карета тронулась в сопровождении всадников.
– Объясните, что произошло? – попросил я.
– Указ здесь такой действует: коль проезжаешь по земле Гатчинского государства, обязан заехать в замок и выказать почтение наследнику российского престола, Павлу Петровичу, – нехотя объяснил Панин и строго добавил, застёгивая мундир и потуже затягивая на поясе офицерский шарф: – Вот, что, Семён, приведите себя в порядок, да шпагу нацепите. Как остановимся – мигов вылетайте за мной из кареты, срывайте шляпу и – в глубокий реверанс.
Реверансы делать умеете?
– Обучен.
– Уж – постарайтесь. А главное – много не болтайте.
– А что нам грозит?
– Как бы на гауптвахту суток на трое не загреметь. Ох, влипли!
Гатчинское государство
Вскоре послышался отрывистый визг флейты и треск барабанов. Впереди вырос замок. Длинное мрачное строение, подковой охватывающее обширный плац. Центральная цитадель состояла из трёхэтажного строения с двумя квадратными башнями по краям, дальше тянулись двухэтажные пристройки, опять же, заканчивающиеся восьмигранными башнями. В своей архитектуре замок был прост и величественен. Строгие формы, высокие окна, никаких излишеств в виде лепнины или колоннад. Серая скала под серым осенним небом.
А на плацу проходили военные учения: маршировали колонны гренадёров; кавалерия упражнялась в построениях; егеря отрабатывали штыковую атаку.
Карета резко остановилась. Панин сам распахнул дверцу, не дожидаясь лакея, и выпрыгнул наружу. Вслед за ним и я. Сделал все в точности, как велел мой спутник. Мы склонились в глубоком реверансе перед кучкой людей в темной военной форме, скроенной на прусский манер. Фрачные сюртуки с длинными фалдами, белые лосины, высокие ботфорты, треугольные шляпы.
– Панин! – высоким голосом, произнёс самый маленький офицер. Что-то комичное было в его фигуре. Тщедушный. Темно-синий мундир делал его ещё меньше. Огромные ботфорты – явно не по ноге. Треуголка с широченными полями. Под ней маленькая голова в напудренном парике. Но во всей одежде был порядок: ни единой складочки, ни пятнышка. Бант на шее сиял белизной. Перчатки на маленьких руках чистые, белоснежные. – Довольно поклонов. Поднимитесь! Рад видеть вас в моих владениях.
– И я безмерно счастлив встречи с вами, Ваше Высочество, – Ответил Панин с притворной радостью.
– Если счастливы, куда же вы так спешили? Мимо хотели проехать? Указа моего не знаете? – подозрительно спросил маленький офицер. Лицо его было неприятное, бледное.
Нос слегка вздёрнут. Глаза глубоко посажены с нездоровыми тенями вокруг.
– Прошу прощения, Ваше Высочество. Я везу важные государственные бумаги, – попытался оправдаться бригадир.
– Какие же? – допытывался офицер. – Неужели до того важные, что вы решили загнать лошадей? Я наблюдал вашу скачку. Так и расшибиться недолго. Наверняка везёте отчёты из Ровно: сколько пороху в погребах, сколько ядер, сколько выбыло рядового состава из-за болезней, сколько рекрутов поступило… и прочую ерунду.
– Вы правы, Ваше Высочество, – вынужден был согласиться Панин.
– А не посадить ли мне вас эдак суток на трое на гауптвахту, да в вахтпараде погонять в строю с гренадёрами? Любите вахтпарады? Прусский шаг знаете?
– Смилуйтесь, Ваше Высочество, – взмолился бригадир Панин. – У вас на гауптвахте трое суток, да потом в Петербурге за опоздание неделю ареста дадут…
– Да бросьте вы, – раздражённо махнул маленькой ручкой, затянутой в белоснежную перчатку, офицер. – В Петербурге вас никто не хватится. В генеральном штабе – полный бардак. Среди офицеров – повальное пьянство. Гвардия распустилась…. Офицеры все по балам да по театрам торчат. Забыли, где плац находится. А это кто с вами? – ткнул он небрежно тростью в мою сторону. – На слугу не похож: со шпагой. Шляхтич? А почему такой чумазый?
– Простите его, Ваше Высочество, – вступился за меня Панин. – Он неделю с Новгородской губернии добирается, на почтовых.
– И что с того? – грозно возразил офицер. – Дворянин в любых обстоятельствах должен выглядеть опрятно. Представьтесь! – потребовал.
– Добров, Семён Иванович, – отчеканил я, как можно твёрже, хотя ещё не понял: кто этот маленький тщедушный офицер. Но коль бригадир перед ним робеет, значит – чин высокий. – Следую к месту службы в Семёновский гвардейский полк.
– К месту службы? – с сомнением произнёс маленький офицер. Достал из кармана белый, как майское облачко, платок и громко высморкался. – Не рановато ли? Сколько вам?
– Четырнадцать, скоро будет – пятнадцать.
– В Семёновский, говорите? Небось, с пелёнок приписан, служивый? – с презрением сказал он. – Ох, не люблю я этих офицеров-младенцев. – И обратился к своему окружению: – Приезжает такой вот офицер впервые в полк уже майором, а сам не знает, как ружье надо держать, как пистолет зарядить, как шаг чеканить, в званиях не разбирается…
Все смотрели на меня осуждающе, будто я преступник.
– Ваше Высочество, – вновь вмешался Панин. – Перед вами сын капитана Доброва. Помните его? Под Керникоской он в самый ответственный момент сражения повёл в штыки Семёновский полк. Тогда мы смяли шведов.
Маленький офицер смешно дёрнул головой. Уже по-другому взглянул на меня, более внимательно. Глаза у него были какие-то детские,
