находящимся снаружи, особого чая, а внутри продолжали петь.
Вскоре все вышли, и меня с моими спутниками встретили, как старых друзей, замечательные люди, исполненные радости. Одни прибыли с Запада, другие — из Америки. Одним из них был Леонард Орр.
Между тем стемнело, и все колокола храма Хайракан зазвонили к вечернему арати — богослужению.
Мне и двум другим — Дэвиду и Говинди — дали комнату в единственном большом доме, который там был. Я быстро стала искать свой подарок для Бабаджи и отдала его ему. И опять: как он посмотрел! Прямо в душу! Но теперь чуть мягче. Не открывая его, он положил мой подарок рядом с собой.
«Тебя зовут Нила».
Он улыбнулся.
«“Нила” означает “голубая”. Твоя душа голубая, как небо».
Он снова посмотрел на меня.
«Я встретила Вас. Я приехала к Вам из Германии».
Да, слава Богу, что он сказал это!
Теперь он не казался столь непостижимо строгим, но мягким и любящим. Спустя некоторое время он послал за мной. «Что ты делаешь?» «Я рисую и пытаюсь разработать способ лечения живописью». «Тогда поговори со мной об этом!», — сказал он. Я привезла ему краски. «Принести?» — спросила я Бабаджи. «Да!»
И в то время как все сидели и пели, я взяла карандаши и свой большой чистый блокнот. Он открыл его и сразу же нарисовал вверху на первой странице большое «Ом» на санскрите.
Пока он совершенно спонтанно рисовал при свете свечей в своем маленьком тронном зале, на пьедестале с верхом из темно-красного самшита и тремя ступеньками перед ним я стояла рядом с ним и чувствовала, как в процессе обычного рисования между нами образуется очень нежная, проникновенная связь.
Ибо тот, кто сидел здесь, вначале был мне совершенно незнаком в таком своем образе, его ни за что нельзя было узнать — даже его глаза, проникающие вглубь всего сущего, были мне незнакомы. Я не понимала: почему он так располнел и настолько отличается от фотографии своего первого проявления?
Бабаджи у подножия дерева Сатикунд в долине Хайракана
В первую свою ночь в ашраме я видела перед собой на стене огромное лицо в профиль, которое повернулось и засмеялось, а потом перестало смеяться.
Это был профиль Бабаджи — так он выглядел сейчас. Это был тот же самый профиль, который я видела во сне про мандалу, когда сам владыка мандалы вдруг, танцуя, перешел вправо, в отдельную мандалу, обернулся и засмеялся, так напугав меня. Он больше не имел аскетический вид и пополнел. Я начала понимать, что с физическим перевоплощением Бабаджи связано что-то очень глубокое.
Суббота, 21 января 1978 года, мой первый день в ашраме
Меня предупредили: подъем — в 3 часа, самое позднее — в 4 утра! Спускаемся к реке. Как холодно, как хорошо! Не стесняемся и ныряем! Сначала это был вызов, потом — просто удовольствие. Купание под этим ночным небом с хрустальной россыпью звезд, которые сияли в ночи белым светом, в этих совершенно чистых водах Гаутама Ганги подарило нам чувство свободы.
Затем с 4 до 7 часов — медитация. Для тех, кто хотел, как хотел и где хотел. Строго в 7 часов происходил лишь утренний арати — ритуал поклонения. Для этого каждый должен был прийти в святилище в центре ашрама на звон колокола и утренние песнопения.
Первый день, который начался этой звездной ночью, оказался облачным и ветреным. Разыгрались буря и дождь, стало очень холодно.
Утром я пошла к Факирананду, секретарю Бабаджи — старому, внимательному, доброжелательному человеку. Он жил в маленькой комнатке, в её передней размещалась библиотека ашрама. Факирананд осведомился о том, что привело меня сюда.
Я рассказала ему о своем великом световом опыте. Он понял. Да, несколько лет назад он и сам пережил то же самое, прямо здесь — там, где он сейчас сидел, — и длилось это семь часов.
Кроме того, я рассказала ему, как вначале меня глубоко поразил старый Хайракан Баба, а затем Бабаджи принял свой первоначальный облик, и что меня удивил нынешний внешний вид Бабаджи.
Факирананд прекрасно понял меня: «Не смотри на внешнее», — так отвечал Бабаджи всякий раз в течение последних двух лет, когда его спрашивали о причинах столь сильных изменений в его физическом облике. Еще он сказал, что лишь ясновидящие снова и снова способны видеть в нынешнем облике Бабаджи его прошлое воплощение.
На самом деле для меня на тот момент была важна истинность личности нынешнего Бабаджи, столь непохожего на старого Хайракан Бабу. Между тем к Факирананду пришли и остальные и завели разговор о ситуации в мире и о судьбах человечества. Только те люди, центром существования которых является Бог, только они могут чувствовать себя в безопасности тогда, когда произойдут глобальные изменения, предсказанные Бабаджи.
«ИСТИНА, ПРОСТОТА и ЛЮБОВЬ» — вот сущность учения Бабаджи, а еще — постоянное повторение мантры «Ом намаа Шивайя» днем и ночью, не переставая.
Было время обеда. Я услышала барабанный бой. Когда я вышла от Факирананда и пошла наверх, дождь полил как из ведра, и я увидела фигуру, стоящую под дождем. «Эй, пойдем!» Это был сам Бабаджи. Одетый в длинное огненно-красное покрывало и светло-голубой пуловер, он подскочил ко мне с этим призывом, как индеец, взял меня под руку и привел в нужное место.
Все остальные уже собрались на ужин. В этот раз из-за дождя он проходил не под открытым небом, как обычно, а под крышей, вокруг небольшого святилища, образующего центр ашрама. Бабаджи указал мне мое место — прямо перед дверью святилища, посвященного неизвестному мне божеству. После обеда Бабаджи сказал мне: «Теперь отдыхай!», и
