припомнить, я вырвался из своего убежища и напал на Николь.
План сработал почти без запинок: не ожидая нападения бойкой жертвы, девушка лишь отпрянула и закрыла лицо руками. Вампирские глаза медленно светлели, становились прежними.
В тот момент, признаться, мне стало не по себе: несмотря ни на что, я почувствовал, что не защищаюсь, а скорее атакую. Отогнать назойливые укоры дурной совести помогла сама Николь:
— Убью! — прошипела девушка, и острые клыки клацнули у самого лица.
Рефлексы сработали быстрее, чем я успел испугаться, так что я припечатал злополучную гостью щекой об пол и, как сумел, связал руки за спиной серебряной цепью.
Вампирша сопротивлялась и извивалась, словно змея — на удивление сильная и выносливая змея — так что пришлось оседлать её, навалиться на спину всем весом, чтобы хоть как-то удержать её на месте.
— Ненавижу! — взвыла упырица нечеловеческим голосом — таким грозным, что у меня волосы зашевелились на загривке, однако я не выпустил добычи из рук. — Молись, чтобы я не высвободилась, смертный! Я разорву тебя на части!
Страстное обещание придало уверенности в собственной правоте, и я стянул цепочку вокруг её запястий. Николь закричала — испуганно и отчаянно, и я опять почувствовал себя последней мразью.
Да что со мной такое?!
Эта нечисть ходячая обещает мне мучительную смерть, а я считаю себя неправым?
Стиснув зубы, отшатнулся, осмотрел своё творение придирчивым взглядом.
Вампирша шипела, и выражение боли и ненависти сливалось с таким же шипением обгоравшей кожи на запястьях. Как бекон на сковороде — и смешно, и жутко. Решив, что я конченый урод, и тем самым облегчив себе муки совести, двинулся в ванную.
Короткий осмотр у зеркала показал, что у страха глаза велики: выглядело место укуса, конечно, мерзко, но вовсе не походило на разорванные глотки, которые люди привыкли видеть в кино.
По сравнению с ними две припухшие и посиневшие дырочки казались сущей мелочью.
Достав из зеркального шкафчика аптечку, обработал повреждённое место и заклеил его широким квадратным пластырем. Легко отделался. То ли вампирша промахнулась, то ли не слишком старалась меня убить.
Что ж, после проделанных с ней махинаций во второй раз она точно постарается! А потому лучше не давать ей такой возможности.
Когда я вернулся в общий зал, ундина слабо извивалась на полу и выглядела не лучшим образом. Видно, силы покидали её, а вместе с ними иссякал и гнев. Наконец, она уронила голову на пол. На щеках блестели слёзы.
Я осмелел до того, что нагло переступил через неё и открыл холодильник.
Сам удивился собственному безразличию, но я ощущал такую дьявольскую слабость, что хотелось одного: завалиться спать. В связи с распластавшейся на полу хищницей я не мог позволить себе такой роскоши, а значит, следовало поесть, чтобы восстановить силы.
В микроволновку отправились остатки вчерашнего ужина — куриная грудка и стручковая фасоль. Рассудив, что не помешало бы немного углеводов, я также кинул на стол шоколадный батончик. Зачем-то налил себе кофе.
Пока я разбирался с поздней трапезой, вампирша перестала шевелиться.
«Неужто померла? — рассеянно подумал я, пережёвывая орехи с нугой, не спуская с неё пристального взгляда, словно в любой момент коварная девица могла исчезнуть. — Это что, думать, как избавиться от тела?»
Для меня подобное не являлось привычной практикой, однако мысли в ту минуту текли так лениво, что, казалось, меня мало что могло взволновать или удивить.
Впрочем, Николь это удалось. Дрогнув и повернув голову в мою сторону, гостья изрекла слабым голосом:
— Умирать страшно… — я аж подавился и закашлялся.
Конечно, страшно, дьявольское ты отродье!
Сам помнил в подробностях недавний ужас, сковавший по рукам и ногам.
Ледяное понимание, что ты не в силах что-либо изменить, что время выходит, а ты можешь только наблюдать и вдыхать последние мгновения жизни. Я видел то же предчувствие в светлых, полных слёз глазах опасной незнакомки.
Таких обманчивых и в то же время искренних…
Грохнув кружкой по стойке, служившей столом, отчего ложка в возмущении звякнула, я поднялся, приблизился к ней и, зажав двумя пальцами почерневшую кожу вокруг меча, выдернул его из шеи девушки.
Николь вдохнула и захрипела, распахнув пепельные ресницы. Должен признаться, что её повреждение выглядело куда более жутко, нежели моё собственное. Можно было видеть, как через полупрозрачную кожу пульсирует кровь в почерневших жилах.
Хм, разве у таких, как она, бьётся сердце?
Отринув этот вопрос как непервостепенный, я присел на корточки в безопасном отдалении от неё. Благоразумные люди не подходят к ещё живой акуле, даже если ту выволокли на берег и лишили сил.
— Почему?.. — прошептала наяда, спустя некоторое время, что я следил за ней.
Стоило вытащить серебряную подвеску из тела, как тёмные прожилки на шее начали исчезать, а ожог — медленно затягиваться. И всё это — на моих глазах.
Я уже ничему не удивлялся, в противном случае грозил двинуться рассудком. А мне хватило ярких впечатлений за вечер. Увольте.
— Потому что я не такой, как ты, — выдохнул, выпрямившись и сжимая в кулаке окровавленный мечик-крест.
Да я и сам не знал почему.
Пожалел, как полный кретин, хотя жизнь научила меня, что так делать не следует, — жёстко и вполне доходчиво. Слишком она была… Человечна. Но, видимо, только когда уязвима. Открыв шкаф, я выудил с верхней полки чёрный хлопковый шарф. Вернувшись к пленнице, прижал её коленом к полу и развязал руки.
— Дёрнешься — всажу ту же серебряную зубочистку тебе в глаз, — предупредил я.
Голос вышел не угрожающим, а каким-то усталым, однако Николь решила не совершать опрометчивых поступков. Видать, силёнок для выполнения громких обещаний ещё не хватало.
Вот и славно!
Я перетянул изуродованные запястья шарфом, сведя их вместе, и поверх обмотал цепочкой. Для начала сойдёт.
Закончив с актом милосердия, обрушился на диван и, склонив голову, сжал виски кончиками пальцев. Земля малость уходила из-под ног, и я не знал, сколько продержусь. Надо решать, что делать с незадачливой вампиршей.
Вышвырнуть на улицу? Так ведь кого-нибудь покалечит. Может, и тот долговязый был вовсе не ублюдком, а жертвой чужого вероломства. Впрочем, на жертву он не очень-то похож, сам сойдёт за упыря.
Сдать полиции? Те же сомнения, что и прежде.
Истинную суть не покажет, а ожоги свалит на какую-нибудь редкую аллергию на металл. Эти болваны наверняка поверят. Да и выглядит всё, словно это она похищенная заложница, обернуться не успею, как окажусь вмазанным в стену с руками за спиной.
Твою мать, как болит башка…
— Дурацкая ты вампирша, свалилась на мою голову! — сам не заметил, что сетую
