– Расскажите о себе. Я посторонний человек, а постороннемуможно рассказать. Это не имеет значения.
– Собственно говоря, рассказывать нечего, я сама всезапутала и испортила – абсолютно все!
– Наверное, положение не так уж безнадежно, – заметил я.
Мне было ясно, что Дженнифер необходимо успокоиться, ейнужна новая жизнь, новые силы... нужно, чтобы ее вытащили из трясины страданийи долготерпения и снова поставили на ноги. У меня не возникло ни малейшегосомнения, что я и есть тот человек, который способен это сделать... Да, всепроизошло так быстро.
Дженнифер с сомнением посмотрела на меня, как недоверчивыйребенок, но все же начала рассказывать.
В самый неподходящий момент, как всегда бывает В подобныхслучаях, официант принес счет. Хорошо, что это был третий ленч и никто не сталвыпроваживать нас из ресторана. Я добавил десять шиллингов к своему счету, иофициант, сдержанно поклонившись, тотчас исчез.
Мы вернулись к нашему разговору.
Судьба жестоко обманула Дженнифер. Она с необыкновенныммужеством встречала трудности, но их оказалось великое множество и они непрекращались, постоянно возникая одна за другой, а физических сил было немного.
Все складывалось как-то неладно с самого начала – ивдетстве, и в юности, и когда она вышла замуж. Мягкость характера и в то жевремя импульсивность постоянно ставили ее в трудное положение. Можно былоизбежать трудностей, всегда подворачивалась лазейка, однако Дженниферпредпочитала встречать свои неудачи с открытым забралом. А когда, проиграв, онанаконец решала воспользоваться подвернувшейся лазейкой, та ее неизменноподводила, и Дженнифер попадала в еще более скверное положение.
Во всем, что с ней происходило, она винила себя. У меняпотеплело на сердце от такой привлекательной черты характера. Не было ни обиды,ни обвинений. «Наверно, – повторяла она задумчиво, – каким-то образом я самавиновата».
Мне хотелось закричать: «Нет, конечно же это не ваша вина!Разве не ясно, что вы – жертва? И всегда будете жертвой, пока не выйдете изфатальной роли человека, постоянно принимающего вину на себя!»
Дженнифер сидела передо мной – озабоченная, несчастная,побежденная и восхитительная! Думаю, уже тогда, глядя на нее через узкий столиквагона-ресторана, я понял, чего ждал в последнее время. Дженнифер... Необладание ею... Мне хотелось вернуть ей уверенность в себе, хотелось видеть еесчастливой и здоровой.
Да, я уже тогда знал (хотя прошло немало недель, прежде чемя смог себе в этом признаться, что влюблен в Дженнифер. И мое чувство былогораздо большим, чем влюбленность.
Мы не говорили о том, как бы нам снова встретиться.
Наверное, она в самом деле верила, что мы больше неувидимся. Я думал иначе. Она назвала свое имя и, когда мы уходили извагона-ресторана, с нежностью сказала:
– Это прощание. Но, пожалуйста, поверьте, я никогда незабуду ни вас, ни того, что вы для меня сделали.
Ведь я была в отчаянии... в полнейшем отчаянии.
Я пожал ей руку и попрощался, но знал, что это неокончательное «прости». Я был абсолютно уверен, что мы снова встретимся, дажеесли бы она взяла с меня слово не разыскивать ее. У нас с ней оказались общиезнакомые. Я не говорил ей об этом, но понимал: мне будет совсем не трудно еенайти. Более странным казалось, что мы с ней не встретились раньше.
Я снова увидел Дженнифер неделю спустя на коктейле у КароСтренджуэй. После этой встречи никаких сомнений больше не было. Мы оба знали,что с нами произошло...
Мы встречались, расставались и встречались снова. В гостях узнакомых, в тихих небольших ресторанчиках. Выезжали поездом за город и бродили,погруженные в сверкающий мир невероятного блаженства. Мы побывали на концерте,на котором Элизабет Шуман пела: «И на тропе, где будем мы бродить, с тобоювстретимся, забудем все земное и затеряемся в мечтах, моля, чтоб небо любовьсоединило, которую земля уж не разрушит».
Мы вышли после концерта и окунулись в шум и суетуУигмор-стрит. Я повторил последние слова песни Штрауса «в любви, в блаженствебесконечном» – и встретился взглядом с Дженнифер.
– О нет, не для нас, Хью!
– Именно для нас, – возразил я. – Всю оставшуюся жизнь мыдолжны пройти вместе.
Нет, протестовала Дженнифер, она не может так вдруг все бросить.Она знает, что муж не позволит ей подать на развод.
– Ну а сам он мог бы это сделать?
– Да. Думаю, да. О Хью, нельзя ли нам оставить все как есть?
– Нет, нельзя!
Я не торопил ее. Ждал, наблюдая за тем, как к Дженниферпостепенно возвращалось душевное и физическое здоровье. Мне не хотелось, чтобыона изводила себя из-за необходимости принимать решение до тех пор, пока сноване станет тем веселым, счастливым существом, каким ее создала природа. Ну чтоже, я этого добился. Дженнифер окрепла и физически и духовно. Теперь мы должныбыли принять решение.
Это оказалось не так просто. У Дженнифер нашлось множествовозражений – довольно странных и неожиданных.
Большей частью они были вызваны беспокойством за меня и моюкарьеру, ведь это станет для меня полным крушением. Я уверял, что все обдумал.Я молод, и, кроме преподавания в школе, существует многое другое, чем я могузаняться. Дженнифер плакала: она никогда не простит себе, если разрушит моюжизнь. Этого не случится, уверял я, если она будет со мной. Без нее моя жизнькончена.
В наших отношениях было немало взлетов и падений.
То Дженнифер, казалось, была готова принять мою точкузрения, то вдруг (когда меня не было рядом) снова отступала. Видно, ей нехватало уверенности в себе.
И все-таки мало-помалу Дженнифер стала склоняться к моемумнению. Нас связывала не только страсть – было между нами нечто большее:единство взглядов, взаимопонимание (иногда то, что она говорила, готово былосорваться с моих уст), способность разделять тысячи маленьких радостей.
Наконец она признала, что я прав и мы принадлежим другдругу. Всякие возражения исчезли.
– О, в самом деле, Хью, мне даже не верится, что я могу такмного для тебя значить! И все-таки я больше не сомневаюсь!
Все было перепроверено, подтверждено. Мы строили планы.Необходимые матримониальные планы.
Проснувшись однажды холодным солнечным утром, я вдругосознал, что в этот день начинается наша новая жизнь. С этого дня мы сДженнифер будем вместе. До сих пор я не разрешал себе полностью верить в это. Явсегда боялся, что странное болезненное неверие в собственные силы заставитДженнифер отступить.
