Книга Следы на песке - Игорь Рыжков

— Ты собирал искры Жемчужного ручья и складывал их в кошелек. Есть ли я в других жемчужинах, кроме той, которую ты мне уже показал? — Я глубоко вздохнул. Кем бы ни была Диана сейчас, она все равно оставалась девой. Владея несокрушимой властью и силой, она по-прежнему была частью той, которая когда то делила со мной ложе. Мужи Хартленда всегда будут любить своих дев, умирать за них, но никогда не смогут понять, ни их порывов, ни желаний, ни мыслей. Это можно было только принять. Принять так же как песок под ногами или небо над головой.

— Есть, Диана, есть. Конечно, же — есть.

— Как они выглядят и горят ли они до сих пор? Что в них?

Я отстранил Диану от груди и развязал шнурок кошелька из тонко выделанной воловьей кожи. Вытащил две жемчужины. Одну не очень ровную с зеленоватым оттенком. Вторую идеально круглую. Молочно белую. Искристую словно ее напитали белым пламенем.

— Смотри… — Я взял жемчужину с зеленью по краям и согрел ее в своей ладони. Мир вспыхнул. Развернулся синими волнами по небосклону. Опустился под ноги бегущим полупрозрачным пенным прибоем и ударил заходящим солнцем прямо в глаза.

— Садись. — Я пригласил Диану снова присесть на камни.

Перистые облака поднялись высоко, освободив бездонную глубину предзакатного неба. Яркий шар солнца уже лизнул водную гладь. Опускался все ниже и ниже.

— Что мы должны увидеть, Мастер? — Диана схватила меня за руку как когда то сотни лет назад.

— Просто смотри. — Ленивые теплые волны лизали ступни. Звуки стихли. Солнце опускалось все ниже и ниже, распластываясь желтым сиянием по всему горизонту. И вдруг, когда оно совсем было готово нырнуть в море. Из самой середины клубка из желтого огня и серой воды выстрелил в небо тонкий как игла зеленый луч. Мы еще долго сидели на остывающих камнях и смотрели на то, как море съедает остатки солнечного света.

— Мастер — Диана повернулась ко мне и посмотрела умоляющим взглядом. — Это твой жемчуг. Объясни мне, что я должна была увидеть из того, что ты счел самым важным.

— Я взглядом показал ей на сцепленные руки, сжимавшие пальцы друг друга объятием настолько желанным, что побелели костяшки.

— Не всегда важно слышать и видеть, Диана. Важно понимать, что происходит на самом деле. — Диана вспыхнула алым румянцем. С трудом вырвала свои пальцы из моей ладони и прижала ее к груди.

— Я не могу забрать эту жемчужину себе? — Она посмотрела на меня вечно серыми огромными глазами и почти прокусила себе губу до крови.

— Нет — Я аккуратно убрал светлый камушек в кошель и затянул узкий засаленный ремешок. — Это мои искры. Ты не сможешь их разбудить. Когда ты встала на границу теней Пустошь отторгла тебя и песок под твоими ногами и копытами Цезаря остается нетронутым. — Диана молчала. Так бывает с теми, кого любишь. Можно просто молчать. Молчать о чем то. Молчать о море, закате, о лунной дорожке под ногами, о листьях сброшенных кленами, о прошлом, о будущем. Мы сидели рядом и молчали. Просто смотрели вдаль. Чувствовали тепло друг друга. Сладкое что-то, абсолютно вечное грело в груди. И весь мир казался твоим. Абсолютно бездонным. Любые цели казались достижимыми. Любые желания казались исполнимыми. Жизнь не имела ни границ, ни пределов. В ней не было ни страха, ни ошибок, ни боли. Это было. Но было… Да, было очень и очень давно.

— Я хочу посмотреть остальные жемчужины, Мастер. — Диана выпрямила спину и смотрела на меня, как часто делала это. Наклонив голову вперед, словно предполагая отказ и заранее отвергая его. Я не стал противиться. Тайны сердца одни из самых глубоких тайн. Не каждый желает открывать их даже себе. Не говоря уже о том, чтобы показывать их кому то еще. Но, тем не менее, это тайна, и она будет жечь тебя, съедая душу до тех пор, пока ты все-таки ее не откроешь. Наверное, душа у Дианы все-таки осталась. Хотя откуда об этом знать Мастеру?

— Хорошо. Смотри — Я взял в руки яркую белую горошину и стал греть в ладонях. Жемчуг открывается быстро. Но иногда приходится самому гнать кровь через пальцы для того, чтобы его разбудить.

Небо разлилось от края до края, сменив алую хмарь на бездонную глубину синевы. Солнце огромное, желтое, яркое слепило глаза и грело плечи. Ни одного облака не закрывало взор. На ней был легкий кожаный доспех. Круглый шлем с серебряными крыльями. Высокие сапоги для верховой езды, закрывавшие колени. За спиной в узорчатых ножнах удобно устроился легкий палаш дев Хартленда.

Мы смотрели в небо, и пили сладкий перебродивший сок зеленого винограда из большой серебряной чаши. Один глоток делала она. Другой делал я.

Слева направо. Справа налево. Из края в край. От горизонта до горизонта, через зеленые травные поросли шла дорога из темного древнего как само мироздание булыжника. Моя гнедая Мальва, постукивая копытом, высекала искры из камней. Трепетала кожей и кивала головой, поглядывая на меня огромным фиолетовым глазом. Ей хотелось в дорогу. Не, куда, ни будь, или к кому ни будь, а просто в дорогу. Взять удила в зубы, которую держит крепкая рука всадника, и бежать рысью к самому краю земли. Туда, где всегда, что-то будет лучше, чем здесь. Цезарь Дианы черный, как смоль. С белыми благородными бабками и белой звездой во весь лоб. Стоял неподвижно, лишь иногда помахивая хвостом, и косил взглядом на всадницу. Ему не было дела ни до солнца над головой, до камней из которых сложена вечная дорога. Он просто стоял и ждал. Ждал, как все мы ждем чего-то самого лучшего, что может произойти в нашей жизни. Может быть через час, может быть через год, может быть через век.

— Как называется эта дорога? — Диана сделала глоток.

— Это дорога, разделяющая жизни, Диана. Старая жизнь всегда заканчивается новой дорогой.

Диана глубоко вздохнула, подала мне чашу с последним глотком сока и спросила. — Я не поняла твоей жемчужины, Мастер. Мне больно, но я не поняла.

— Допей — Я протянул ей чашу. Диана сделала глоток и округлила глаза. — Что это?

Я улыбнулся и стал сворачивать жемчужину в плотный сияющий искрами шарик.

— Это слезы, Диана.

— Зачем тебе наши слезы, Мастер?

— Жемчужный ручей не спрашивает, что ты хочешь взять с собой. Похоже на то, что это было самым важным, что было в моей второй жизни.

— Мы